Я хмурюсь, но останавливаюсь. Она выскакивает, нацелив телефон на кирпичный мост.
Я ворчу себе под нос:
– Проклятые люди.
Выйдя из машины, нахожу её у моста. Телефон в воздухе, вспышка мигает быстрее, чем я успеваю среагировать.
– Что ты делаешь?
Её щёки алеют, снег посыпает её белыми крапинками. Она разворачивается, открыв рот, ловя снежинки, как ребёнок.
– Фотографирую. А что ещё?
Я смотрю на замёрзшее озеро, где солнце отражается от льда, как в зеркале. Красиво, но её улыбка, ветер в её волосах – это захватывает дух.
Хватит!
– Возвращайся в машину, пока не простудилась.
Она смеётся, затем дуется, как озорной мальчишка. Я иду открыть дверцу, но слышу шлепок по затылку. Снег осыпает плечи. Мои ноги несут меня к ней быстрее, чем мозг успевает осознать.
– Больше так не делай, – говорю я, не зная, как реагировать.
– Не знаю, Владимир. Тебе нужно остыть, – она широко улыбается, наклоняясь за новым комом снега.
Она хохочет, убегая со снежком. Поворачивается, бросает – попадает в грудь.
– Предупреждаю, – говорю я, но она хихикает, тянясь за снегом. – Аделина, не надо.
Она посылает воздушный поцелуй. Я шагаю к ней, она отпрыгивает, смеясь. Снег падает из её рук, и мои губы дёргаются.
Невероятно. От другого это означало бы смерть, но от неё… восхитительно. Что с этой девушкой?
– Поиграешь или струсишь? – её щёки розовеют от ветра, зелёные глаза горят.
Поиграть. Хорошая идея.
Моё молчание она принимает за согласие и бросает снежок, промахиваясь.
Ошибка. В следующий миг она в моих объятиях, её сладкий аромат заполняет ноздри. Она взвизгивает, но её тело теплеет. Лёгкий запах возбуждения опьяняет. Она восхитительна. Мои руки дрожат от жажды. Она задыхается, и я прижимаюсь к её губам.
Её пальцы тянут мою рубашку. Язык сплетается с моим, я наклоняю её голову, углубляя поцелуй. Её вкус невероятен.
Я напоминаю себе, что она человек, гостья, но её стоны сводят с ума. Я теряю контроль, отступаю, стиснув челюсти, видя, как она тянется за мной. Сердце колотится, она дрожит. Её потребность осязаема. Я засовываю руки в карманы, чтобы не схватить её снова. Что я творю? В снегу, не меньше?
Я облизываю губы, пробуя её вкус. Не хочу, чтобы она заболела или чтобы я набросился на неё, как зверь. Люди хрупки.
Она моргает, будто очнувшись, и ухмыляется. Румянец заливает щёки, я хмурюсь.