Поприветствовав соседа коротким кивком, который он оставил без ответа, я аккуратно поставил рюкзак у изголовья кровати и тут же рухнул лицом в подушку. Синтетическая ткань послушно приняла очертания моей физиономии, оставляя мне небольшую щёлочку для дыхания. Мысли роились в голове, жужжали, требовательно дёргали меня то в одну, то в другую сторону, и даже долгая прогулка – проверенное уже не раз средство – не помогла привести их в порядок. Предложение Владислава Сергеевича не давало мне покоя, а в груди, я чувствовал это, поднималось что-то тёплое и возбуждающее, что-то отдававшее напряжением в руках и взъерошивающее аккуратно остриженные волосы на затылке.
Военная служба, подумать только! Высшая степень научного развития, высшая степень рациональности и разумности. Не бездумная животная ярость, не низменные эмоции, но холодный и точный расчёт.
Я был в смятении.
Ещё с час повозившись на кровати, переворачиваясь то на один бок, то на другой, а также приготовив себе нехитрый ужин в виде куска вырезки из батона соевого мяса и небольшой порции гречневой каши, я понял, что математическим анализом мне сегодня не заняться. Слишком беспорядочно я соображал, слишком многое нужно было осмыслить.
Недолго думая, я достал из рюкзака ученический планшет и двумя почти механическими нажатиями на сенсорный экран подключился к школьной сети.
Сосед не обратил никакого внимания на то, что я не приступил к домашним занятиям. Ему было абсолютно всё равно, что я весь вечер провалялся в кровати, не раздеваясь и не снимая ученической формы. Мне, если говорить начистоту, тоже.
В тот вечер я резко сменил давно и прочно расставленные приоритеты. Словно пловец, стоящий на краю бассейна, я решительно и с небывалой готовностью нырнул в новую, ещё неизведанную мне область. Буквально с первой строчки, с первого прочитанного предложения я погрузился в дикую, древнюю историю, кончиками пальцев прикасаясь к давним и неведомым конфликтам ушедшей эпохи.
И это было откровение. Какая разница, кому вообще могло быть дело в наше время до политической и исторической подоплёки повести, о которой подробно распинался невидимый редактор в своих комментариях? Как вообще можно рассуждать о давным-давно забытых «большевиках», чёткое представление о которых я так и не смог вынести из текста, когда шахматные фигуры расставлены, когда партия ясна и понятна?