Жизнь до галактики личинок - страница 28

Шрифт
Интервал


волну позыва к творчеству, будто скулящий маленький щенок

отчаянно пытается выбраться из корзинки, цепляясь лапами

за неподатливые прутья, крепко сплетенные и надежно хранящие

от внешних ударов случайно проходящих мимо ног, – это строки

нежности. И не уснешь теперь, пока не выпишешься, чувства

расцветают от прикосновения авторучки к бумаге, и вспыхивают

от

касания

пальцами

клавиатуры:

не

надо

бороться

за каллиграфию, – просто лети вместе с чувствами и мыслями

в открытом пространстве своего вдохновения!

Тебе помогает духовный опыт многих поколений, носителем

которых ты стал, окунувшись в учения восточных мудрецов или

классиков литературы. Во времени и пространстве ты пытаешься

найти нишу, находясь в которой возможно будет вытянуться во весь

рост, – я имею в виду рост внутреннего содержания человека, его

духовную сущность. Время вынимает начинку, заменяя ее трухой

суетных устремлений, а ты снова наполняешь себя философскими

размышлениями, ответвления которых записываешь в электронную

тетрадь. Это мило со стороны Фортуны, прославленной своей

неумолимостью, вдруг предоставить возможность истосковавшемуся

по настоящему делу человеку, стать писателем без подражаний, в которые толкают учения в университетах и продолжительные

беседы с профессорами. Ты фиксируешь факты своего духовного

взлета или неотвратимого падения какого-то человека из прежнего

твоего круга. Осознания чьего-то падения, скорее всего, тоже виток

твоего взлета, ведь зная о падшем, ты не полезешь в дебри его

падения, прознав структуру их содержания, как то мелкое

предательство или подхалимаж с целью подкупа, – это самое

безобидное из формул падения.

Уходить от пера для писателя – тоже часть предательства, которое он может исправить, отдалившись на время от толпы

и посвятив себя творчеству, к примеру, в новогодние праздники, если время будней убила работа за кусок хлеба.

Но с моим папой все было несколько иначе: работа за кусок

хлеба, да постоянная трескотня родственников по поводу недостатка

средств, вывели его в лоно черного поля отчаяния, где качественно

изменилось его отношение к миру. Он был один и не мог быть один, оттого, что был страстным собеседником, захватывающе

рассказывал о военном и послевоенном детстве, о том, как его мать

потеряла его младшую сестру Нину, ворвавшись в подъезд и увидев