изредка забывая о необходимости сохранять свою безопасность, но не потеряв окончательно бдительность, извлекаю для себя
ценные уроки из их поведения. Но поскольку такие уроки могут
стать решающим их пунктом действий, – я же не могу
контролировать их присосочные интересы, – то приходится вовремя
включать принятый ими устав держаться на расстоянии, во избежание возрастания конфликта и деления пространства
на до и после извещения о делении на два государства.
Выглядит это, впрочем, вполне обыденно, вот диалог из общения
с червем:
– Привет! Как дела?
– Хорошо. А у тебя?
– Да по-разному, но в целом неплохо.
– Чего делаешь?
– Живу. Ты о чем сейчас? О том, что я именно сейчас делаю, в этот момент, или что я делаю в творчестве? Или что я делаю
с воспоминаниями о тебе?
– И то и другое. Приехать не могу, расскажи просто.
Вот вредный! Рассказывать ему о себе и своих делах! А с какой
стати! Чем помочь хочет – так помог бы, хотя бы картошки взволок
на пятый этаж, а что так просто ковырять раны бытия!
Невозможность жить в одном пространстве дает права
и способности: право нормального существования раздельно, способности к сопротивлению и личному развитию. Для личинки
книжного червя этого достаточно, ибо ее паразитизм достиг
необозримых пределов, так что держать режим самообороны —
залог победы и биения под ветром флага личного существования, жизни, благоденствия и развития. Не ради борьбы с личинкой я
живу, работаю и дышу.
Я эту личинку видела даже на экране узи-аппарата во время ее
питания внутри меня, даже с ребенком под сердцем, я
и не подозревала, какая карательница моих интересов вылупится
из скорлупы моего отчаяния и погружения в науки. Личинка
питалась и продолжает выпрастывать щупальца в мою сторону, по привычке надеясь на лазерный прицел своих намерений выжрать
из меня жизнь, захватив мою коробочку для сна, сделав ее своей.
Глава 3. ЖИЗНЬ ДО ГАЛАКТИКИ ЛИЧИНОК
Когда человек выполнил свою сверхзадачу, когда он осознал, насколько велико его приобретение – спасенная его судьба, – то
желание некоторой благодарности огораживает его забором под
электрическими проводами. Этих проводов я и боялась, оттого
и редко приходила к отцу, отдаваясь без остатка творчеству, —
поэзия не отпускала меня, спасая всякий раз, когда на меня извне
надвигались танки самолюбия жителей ближних цивилизаций.