стекла разбили и веревки с бельем порезали на парашюты для
своих каких-то раненных!..» или «Взорвали у костра за линией
коробок спичек и мой Вася пришел в продырявленной новой
рубахе!..», а также «Угомоните вы свою Аленку, она с пацанами
сожрала всю морковь у нас, с чем теперь зимой суп варить, ой, беда
на нашу голову!?!»
Но когда я обратилась к Баху, Генделю, Моцарту и Анне
Магдалене Бах, к Паганини, то соседи перестали вопить, а пацаны
провожали меня с нотной папкой до дверей музыкальной школы
первый год, а потом нашли себе другие занятия, как то картинг
и физика. Так мы объявили мир по всей округе, и больше никто
не использовал недосушенного белья, что висело на улице, для
парашютов, чтобы спасти раненных русских солдат, за которыми мы
«ухаживали в огороде». «Раненными» были будущие физики Миша
Гармаш и Вова Василькин. Им-то мы и скормили «всю морковь», отмыв ее и очистив у Смирновой Ольги дома. Им, оказывается, было
смешно, они ржали до одурения, когда мы, салажонки, всерьез
«ухаживали за раненными». Мы перевязывали им расцарапанные
для нас, для правдоподобия, коленки и руки, и даже голову Мише
Гармашу я лично перевязала однажды, потому что он лучше знал, где его ранило.
А вот Андрюшку Патуткина, моего ровестника и друга по детсаду, всегда ранило в грудь, в сердце, и он «умирал», когда я уходила
за бабушкиными пирогами, но сразу оживал после перевязки. Мы
так же всерьез «стреляли по фашистам» (фашистами, кстати, были
местные вороны, а кошки и собаки были разведчиками, а также злые
бабки, одну из них за постоянный крик-лай на нас, мы даже
прозвали «овчарка»). Лежа за кустиками, так что платьица едва
прикрывали белеющее нечто (пардон за пикантные подробности),
«стреляя», мы вправду верили, что боремся, и таскали с домашнего
стола для них, «раненных», бабушкины пироги, вареники и булки
с маслом и сверху – сахаром. Когда мы, спустя пять лет встретились
вновь, то большие мальчишки мне сказали, что это они для того, чтобы накормить меня, были «раненными», а то моя мама
жаловалась, что я дома ничего не ем, и она боится, что я чем-нибудь
заболею от недоедания. Хотя такой факт был почти абсурдом
в брежневские времена. Тогда голодали только зэки в тюрьмах, и то
в качестве дополнения к наказанию. Сейчас, в России первого
десятилетия двадцать первого века, это стало нормой для