Но получилось так, что слабым оказался сильный, всегда
растрачивающий себя, и в этом чувствующий самоцель: в постоянном извещении о себе и своей слабости. Слабость его
состояла в поиске самоидентичности, он унифицировал себя же
самого своими потребностями в почитании себя. Испить чаши славы
уготовано и сильным, но слабых слава разрушает, обнаруживает
гнилое дно. И в тот день, когда у меня не было денег на проезд
в маршрутке, тот самолюбивый истец борьбы за дополнительную
отдельную квартиру в престижном месте, получал зарплату, его
жизнь наладилась благодаря тому, что он разрушил мою жизнь.
Самые страшные люди на земле – это те, кто рвет когтями землю
рядом с тобой, с тем чтобы ты перестал ощущать притяжение.
Его белоснежная мантия была испачкана моей кровью, но смотрящим на него были плотно приделаны линзы, сквозь
которые никто не видел ничего и никого, кроме объекта внимания.
– Да мало ли кто может придти к тебе? Может, я двоюродный
брат? Что тебе соседи родственники разве?
Соседи оказались ближе родственников, глядя в проворный
глазок напротив моей двери и информируя об увиденном кино.
И тогда в моей душе произошел разрыв реальности
и действительности. Реальность не могла быть такой жалкой, я же
молодая, а действительность не должна быть такой жестокой: мирное же небо над головой. Но не мирным небом довольствовался
тот угол мира, куда был засунут мой избранник, как в щель
собственной карьеры. С младых ногтей его соседи втирали ему
в мозг его принадлежность, и он, отягченный клятвами, жил и гадил
на своем пути, вытягивая из меня нити, как из моей скатерти
и приспосабливая для себя все, что было моим или могло им стать.
Иногда происходили у нас такие встречи, на которых он
убеждался в своей силе с целью подавления меня, а я думала, что
это он от любви ко мне является, как снег на голову, и выражает себя
довольно примитивно. Наивность – это обратный конец шпаги, который идет в плоть хозяина, потому что рукоять поставлена
в обратную сторону, и лезвие режет ладони.
К моменту моего подступа к истукану совести моя жизнь
оказалась испещрена воронками отчаянья и несколькими
падениями, в которые меня так охотно под нажимом отжившего слоя
втирали самые близкие мои существа. Отпочкованные от нежности
моей души искорки, кусочки моей радости, они переливались