– Прости, – выдохнул он. – Я не знал, как остаться.
Мальчик молчал. Потом подошёл и обнял его. И в этот момент комната дышала. Пыль взвилась в луче света, как золото в промывке. И в этом свете – мелькание: фотография, трещина на обоях, звук шагов в коридоре. Реальность осыпалась, как старая краска.
Он открыл глаза, но уже в другой комнате. Пол под ним изменился – не дерево, а что-то твёрдое, холодное. Камень? Плитка? Звук шагов стал гулким, будто он оказался в пустом зале. Он медленно поднялся на ноги. Комната была просторной и совсем другой – не дом, а что-то большее. Стены, уходящие в тень, потолка не видно. Пространство жило своей жизнью, скрученное, как узел воспоминаний. С каждой стороны – двери. Разные. Одна – из металла, ржавая, будто вела в подвал. Другая – деревянная, покрытая царапинами. Была и стеклянная, будто ведущая наружу, но за ней – лишь дымчатая серая мгла.
Он обернулся – за спиной той комнаты больше не было. Лишь стена, гладкая, без следа. И тогда он понял: это не просто место. Это выбор. Или даже множество. Он медленно подошёл к деревянной двери. Потянулся – и остановился. Тепло. Лёгкое, почти неощутимое. Как если бы кто-то коснулся его плеча. Он обернулся – и увидел. На полу – ещё одна игрушка. Не машинка. Медвежонок. Глаз пришит неровно, ушко оторвано. Он помнил его. Этот медведь всегда лежал в постели его сына. Он медленно опустился, поднял игрушку. И в голове – снова вспышка. Сын. В уголке комнаты. Обнял этого самого медведя. И сказал:
– Папа не вернётся, да?
И тогда всё затопило болью. Он закрыл глаза. Когда открыл – перед ним уже стояла не дверь. А зеркало. И в отражении – не он. Точнее, не тот он, кем себя знал. Усталое лицо. Опухшие глаза. Кровь на рубашке. Он смотрел на себя. И впервые не узнал.
– Кем ты стал? – прошептало отражение.
Он не ответил. И тогда зеркало треснуло. Один из осколков упал к его ногам. В нём – отражение мальчика. Его сына. Смотрящего на него снизу вверх. Он сжал кулаки, и сделал шаг вперёд – прямо в зеркало. Но стекло не раскололось окончательно. Оно приняло его, как вода принимает камень, без звука. Лишь лёгкое шипение, будто пыль прошептала:
«Ещё не конец.»
Он упал. Не телом – сознанием. Как будто провалился в собственную голову. Тьма – сначала полная. Затем – движение. Свет, вспышки, образы. Шум капель. Гулкий стук сердца. Ритмичный, тяжёлый. И вдруг – голос. Детский. Но не из прошлого, а будто изнутри: