– Всё изменилось. Величественные дома, когда-то сиявшие красотой и архитектурной гармонией, покрылись трещинами, словно вены на теле умирающего существа. Их белоснежные стены почернели, утратив отблеск солнечного света. Сады, некогда наполненные пьянящими ароматами экзотических цветов, увядали, а вода в фонтанах сгущалась, напоминая застоявшуюся кровь. Казалось, сама природа отвернулась от Граста: деревья чахли, их корни беспомощно извивались в потрескавшейся земле, птицы покинули небо, а мелкие насекомые исчезли без следа, будто неведомая сила поглотила их жизненную энергию.
– Люди, что остались, превращались в тени самих себя. Их лица стали серыми, голоса – глухими, а глаза утратили искру разума. Они больше не разговаривали, лишь молча двигались по улицам, словно марионетки в чьих-то невидимых руках. Болезни, неизвестные даже самым опытным целителям, медленно разъедали их плоть и разум. Смех, что некогда наполнял городские площади, исчез, а вместе с ним и последние воспоминания о жизни. Граст перестал быть пристанищем для людей. Он превратился в их могилу.
– Серафим, один из немногих, кто ещё сохранял связь с реальностью, отчаянно пытался остановить надвигающуюся тьму. Он чертил защитные круги, читал древние заклинания, возводил барьеры – но всё было тщетно. Город погружался в бездну. Его маленькие помощники – странные зверушки, верные ему с самого детства, приносили дурные вести. Чума, охватившая Граст, зародилась в тёмных водах реки, что пролегала через сердце города. Её воды несли не только зловоние, но и саму смерть. И именно там, в затаившихся глубинах теней, поселились три женщины, чьи имена произносили лишь шёпотом.
– Время приблизилось к полудню, но свет так и не коснулся города. Небо, заволоченное чёрными, тяжёлыми тучами, нависало над крышами, будто готовое разразиться чем-то большим, чем просто дождь. Капли холодной воды уже вторую неделю не прекращали стучать по камням мостовых, пропитывая улицы вечной сыростью. Когда-то чистые дороги превратились в промозглые канавы, извивающиеся, словно живые, наполненные страхом и болью. Казалось, сам город содрогался от каждой капли дождя, точно живое существо, сотрясаемое судорогами ужаса.
– Серафим выглядел старым и болезненным, но его истинный возраст оставался тайной, скрытой за маской времени. Его длинная седая борода всегда была тщательно ухожена, аккуратно вычесана, а одежда, хоть и простая, носила на себе следы магии – тонкие золотые нити переплетались в причудливые узоры, светясь, когда он проходил мимо свечей. Он был невысок, хрупок на вид, и его тело не излучало физической силы. Но вот глаза… Чёрные, глубокие, в которых отражались и знание, и угроза, и какая-то первобытная мощь. Они не принадлежали старику. В них жило что-то древнее, неумолимое.