– Ну, потребительство – это тоже своего рода религия.
Мы остановились перед доходным домом Рекка. Именно здесь мы должны были найти ассистента Шарикова. Спрыгнув с лошади, я подошёл к сидевшей у парадного входа старой овечке:
– Бабуль, скажи, ты же в этом доме живёшь?
– Да, сынок. С самой его постройки.
– Значит, наверное всех здесь знаешь. Скажи, гражданин Павел Заречный в какой квартире обитает?
– Заречный… Заречный… – Бабушка почесала затылок, а затем вдруг просияла: – А! Химик наш! Косматенький такой… Он в третьей квартире живёт, в одной из комнат. Не помню точно, в какой. У него там лаборатория. Какие он в ней расчудесные свечи варит! К слову, о свечах… Он, кажется, хотел сегодня выйти к храму, поторговать, но что-то я его так и не видела на улице… Вы уж скажите ему, что я бы купила у него сегодня свечей.
– Хорошо, я передам, как только мы с ним побеседуем.
– А вы к обедне разве не пойдёте?
– Рано нам ещё на встречу с боженькой, бабусь, – сказал я и похлопал старушку по плечу.
Убранство в доме там, конечно, было шикарным. Мраморные лестницы, стойка для галош, помпезный декор. Моя рука гневно сжалась на цевье винчестера при мысли о том, сколько людей ютилось в душных и крошечных «коечных» при заводах, пока владельцы этих заводов бродили по таким вот просторным залам с высокими потолками.
Я и сам когда-то жил в царских бараках. Спал на кишащей клопами койке в тёмной и прокуренной комнате на двадцать человек. Мало того, что я работал большую часть суток на прилегавшем заводе, так мне ещё и приходилось приплачивать хозяину за тот рассадник тараканов и мокриц!
Нет, пожалуй, сейчас жизнь даже очень хороша. Да, трудно бытовать в условиях постоянной войны, но хотя бы не живу в бараке и не кормлю икрой толстопузого фабриканта. А все его хоромы и хоромы ему подобных теперь служат жильём для тех, кто ранее был лишён всего. Это единственная возможная судьба всех этих излишеств с лифтами, водопроводами и мрамором.
Мой товарищ с аристократическим прошлым, кажется, не разделял моего презрения к обстановке. Однако всё же был не менее напряжён и мял в руках кобуру.
– Что-то мне здесь совсем не нравится, – произнёс Феликс. – Глаз болит. Да и в целом этот дом какой-то нехороший. Прислушайся-ка…
Я навострил уши, но ничего не услышал. Абсолютно ничего.