– Пейте воду, – услышала я строгий, но не злой голос.
Губ коснулось что-то холодное, с очередным всхлипом я втянула в себя воду, потом еще и еще. Постепенно мир начал проясняться. Я осознала, что сижу в кресле напротив стола босса. А сам он стоит рядом и, чуть наклонившись, смотрит мне в лицо. Видимо, поняв по моему взгляду, что я более-менее пришла в себя, он отвернулся, потом протянул мне пачку салфеток.
Я шумно высморкалась, но не могла остановить поток слез. Уже понимала, что выгляжу жалко и глупо, но все равно могла лишь всхлипывать и икать.
Босс пропал из моего поля зрения, я даже подумала, что он вышел, и собралась сама покинуть кабинет, но ноги все еще не слушались, были слабыми и ватными. Я растеклась по мягкому креслу и совсем не могла шевелиться.
Сергей Валентинович снова появился передо мной, и я поняла, что он и не уходил, а все это время молча наблюдал. Честно сказать, мне уже было все равно, я отчетливо понимала, что моя жизнь кончена, но истерика вытряхнула из меня все эмоции, теперь я не чувствовала ничего.
– Вашего мужа зовут Илья Соколов? – вдруг спросил босс, и это был самый неожиданный вопрос в моей жизни. Но уже ничему не удивляясь, я только кивнула.
– Илья Алексеевич Соколов? – уточнил он, и я опять кивнула.
– А у вас есть его фотография? Могли бы мне показать?
– В сумке… телефон… – слабым голосом сказала я.
Он протянул мне сумку, я вытащила телефон и только сейчас поняла, что руки так дрожат, что я едва могу удержать его. Но я упорно листала галерею, в конце концов, если ему нужна фотография Ильи, то почему бы не показать? Честно, я сейчас не удивилась бы, если бы он попросил от меня фотографию Маргарет Тэтчер.
Фото Ильи у меня оказалось случайно, на одной из прогулок Макс опросил сфотографировать его с папой возле крутой машины. Найдя его, я протянула телефон Сергею Валентиновичу.
Он бегло посмотрел, скривился, будто увидел что-то очень противное и брезгливым жестом сунул его мне обратно. Я ждала дальнейших распоряжений: кукарекнуть, попрыгать на одной ножке, сейчас меня бы не удивило абсолютно ничего.
– Идите домой, Марина Дмитриевна, – произнес он, и его спокойный тон так отличался от его ора и издевательств, что даже показался мне сочувствующим. Но зря я надеялась, окончание фразы подводило черту под всей моей жизнью.