Тогда – примерно лет десять тому назад – у меня возникла идея помочь ему подготовить книгу воспоминаний. Первоначально он отнесся скептически к моему замыслу, считая, что внук толкает его писать нечто, подобное мемуарам, подытоживающим жизненный путь. Ему категорически претили исповедальность и самолюбование, присущие большинству авторов подобного жанра. Кроме того, будучи от природы человеком внимательным и наблюдательным, Виктор Николаевич, как и многие летчики, был несколько суеверным, верящим в судьбу и чудеса. Он почему-то считал, что человек, написавший воспоминания, в скором времени обязательно умрет. Торопить неизбежное событие ему не хотелось.
Достигший к преклонным годам уважения и почета в городе, только что отпраздновавший свой 90-летний юбилей в кругу друзей и близких, он совсем не казался дряхлым и бессильным, как большинство его сверстников. Да что там говорить: со своим рабочим местом – креслом председателя городского совета ветеранов войны и труда – Виктор Николаевич расстался за пару лет до того, как перешагнул девятый десяток. Каждый день в любую погоду он исправно ходил на работу, разбирал бумаги, кому-то звонил и писал по поводу обеспечения ветеранов жильем, санаторным и курортным лечением, помогал в решении бытовых вопросов. В ресторане, во время торжества, он элегантно повел даму, вальсируя среди пораженных гостей. Сдержанный шепот восхищения пронесся над столом: «Настоящий полковник!»
Этот невысокий, кряжистый старик с профилем римского патриция на удивление был еще бодр: ему хотелось радоваться каждой минуте, солнцу и дождю за окном, душевному общению с родными, друзьями, его живо интересовали политические события, спорт, новые книги. На его губах, готовых улыбаться, беззвучно возникали стихотворные строки, когда он видел, например, красивую женщину. Казалось, что запас жизненных сил у Виктора Николаевича безграничен – хватит на сто лет, а может, и более…
Как сейчас, я хорошо помню детали нашей тогдашней беседы. Мы пили крепкий бразильский кофе и вели неторопливый разговор на кухне. В раскрытые окна на пятом этаже заглядывали тополиные ветки, чья листва золотилась в раннем предвечерье. Несмотря на вторую половину сентября, было по-летнему жарко.
Дед платком вытер струившийся пот, добавив к себе в чашку две ложечки рижского бальзама, как он говорил, «для бодрости». Я снова, некстати, попытался затронуть тему подготовки возможных воспоминаний. Виктор Николаевич был неумолим: