Отложив мысли о символе, Андрей взял со стола томик Деррида, который принес из библиотеки. Тот самый, что материализовался у него в руках вместо черной книги. Он открыл его снова, ожидая увидеть знакомый философский текст, возможно, найти какие-то подсказки, оставленные между строк, как гласила дарственная надпись.
Но страницы были пусты.
Одна за другой, все страницы книги, кроме форзаца с надписью, оказались девственно чистыми. Ни единой буквы, ни одного печатного знака. Плотная белая бумага хранила молчание. Это было невозможно – он помнил, как видел текст, когда открывал книгу в подвале. Теперь же она была пуста, словно сам текст деконструировал себя до полного отсутствия.
Кроме одной страницы. Примерно посередине книги, на совершенно белом листе, одиноко располагалась одна-единственная фраза, напечатанная тем же шрифтом, что и предполагаемый основной текст:
«Начни с исчезновения».
Больше ничего. Ни знаков препинания, ни указаний. Просто приказ или совет, брошенный в пустоту белой страницы.
Андрей закрыл книгу. Голова шла кругом. Исчезновение Лики, исчезновение черной книги, исчезновение текста у Деррида, исчезнувшие следы у полыньи. Все указывало в одну точку – на отсутствие, на стирание, на разрыв в ткани привычного мира.
Он посмотрел в окно. За стеклом началась настоящая метель. Снег валил стеной, ветер завывал в старых рамах, и контуры церкви напротив почти полностью растворились в белой мгле. Снег стирал город, стирал следы, стирал саму видимость.
И тут, сквозь вой ветра, он услышал его. Далекий, протяжный вой собаки. Одинокий, тоскливый звук, полный первобытной печали. Но это было так же невозможно, как и босые следы на снегу. В их городе собак не осталось. Последние бродячие стаи исчезли еще в девяностых – кто-то говорил, что их отстрелили, кто-то – что они просто ушли, не выдержав перемен. С тех пор собаки в городе были такой же редкостью, как цветущие яблони зимой. Но вой был отчетливым, он пробивался сквозь метель, добавляя еще один штрих к сюрреалистической картине этого дня.
10. Колокол
Ночь окончательно вступила в свои права, плотная, беззвездная из-за непрекращающейся метели. Андрей так и не ложился спать. Он сидел в кресле, пустая книга Деррида лежала на коленях, а взгляд был устремлен в белое кружево за окном. Символ на ладони то тускнел, то снова проступал красноватым узором. Город затих, даже ветер, казалось, немного умерил свой вой.