Его густая борода уже стала похожа на огромную снежную шапку с торчащими из неё острыми сосульками.
– А ну, Лёшка, подбавь морозку! – скомандовал он, кивая на ледянку.
Лёшка встал и подошел к небольшому ведру с надписью «жидкий азот». Осторожно, надев перчатки, он открыл ведро и ковшиком зачерпнул из него жидкость. Хорошенько размахнувшись, он выплеснул её в ледянку. Морозное облако с громким шипением поднялось вверх, обволакивая все вокруг туманом. Иван застегнул поплотнее тулуп и поёжился, усаживаясь на полок.
– А я вот слышал, – заговорил еле живым, дрожащим и сиплым голосом Никитич, – что за границами Безымянного в банях, представляете, парятся!
Компания загоготала.
– Да ладно, Никитич, не сочиняй! – стуча зубами и хватаясь от смеха за живот, сказал Лёшка. – Скажешь тоже…
– Да-да! – подтвердил Илюха. – Я тоже слышал… Кхе-кхе… – Он жутко откашлялся и продолжил: – Прям натурально – растапливают печь и сидят, мать их… греются. Тьфу! – он плюнул, но слюна в полете замерзла и со звоном ударилась о пол.
Лёшка пожал плечами.
– С другой стороны… – задумчиво ёжась, протянул он. – Они там все не от мира сего! Болезные… с них станется!
– Во-во! – Илюха хотел засмеяться, но выходило какое-то болезненное шипение. – Я вообще считаю, что Безымянное – островок здравого смысла в этом грёбанном мире. Он рывком выхватил ушат с ледяной водой и с криком вылил себе на шапку. – Правильно Феликс не выпускает никого отсюда! Мудрый котяра!
Иван начал замерзать. Пальцы посинели, ноги свело, а голова стала кружиться.
– Мужики! Я – в предбанник! – сказал он, вставая с трудом.
Никитич, улыбаясь, просипел:
– Эх! Слабоват ещё Ванька! – сказал он. – Ладно, мужики, на первый заход хватит, пошли горяченького хлебнём.
Иван вывалился в предбанник, жадно глотая теплый воздух.
– А-а-а-а, расступись! – послышалось сзади.
Мужики отошли в сторону. Илюха, сбрасывая с себя одежду, с разгона вышиб дверь и, нырнув «рыбкой» в кучу щебня неподалеку, стал кататься, громко охая, взвизгивая и смеясь. Никитич с хитрым взглядом тихонько подкрался сзади и аккуратно поднял две горсточки земли. Хоть на улице стояла вечерняя прохлада, после бани она казалась раскаленной. С громким победоносным криком он приложил их к спине только вставшего Илюхи. Тот заорал, топая ногами и ахая, а Никитич с хохотом стал растирать землю.