Лица коробки не видно, но одна из личин озирается. Он садится на корточки, обдав своим мускусом и кислой блевотой (всё же попала!) разражённые рецепторы. Корявая лапа тянется к макушке, и Виньен вяло уворачивается, снова растекается и перекатывается.
Что у Ёнсок хорошо получается, то она и делает. Представляемый финт из сорванного писсуара и забивание им обидчика всё-таки за гранью фантастики. Пластаться как червяк, пока не раздавили, пожалуй, это всё, что на что способна младшая семейства Ли. Ну, может и ещё кое-что сработает:
– Если притронешься, – от подступившей желчи и горечи рычит Вив, – я твои пальцы сгрызу.
– Решила, что тебе помогут?
От шатания пока ещё не вырванной ручки, от беспорядочных стуков и как будто шлепков (там брат с разбегу, что ли, вхлопывается в поверхность?), Виньен чувствует, как по жилам и венам льётся тот сорт удовольствия, которое получаешь, когда говоришь «нет», умоляя не принимать «нет» всерьёз и так оно и выходит, ты получаешь то, к чему всей душой и каждой частицей стремилась. Пытаясь подтянуться на локтях и сесть под раковиной, Ёнсок ухмыляется:
– Ты не знаешь моего брата… Дверь скоро сломают. Ты, придурок, даже не представляешь какой он упёртый.
Сердце бешено бьётся, кровь шумит и единственное, что в настоящий момент начинает заботить Виньен, это не потерять сознание от предвкушения реванша. Она не совсем понимает, какой выиграла бой, но перестать сверкать широчайшей ухмылкой – не в силах. Надо держаться в сознании. Упав ниже плинтуса, упала от радости в обморок, это не то, что хотела бы говорить себе Виньен при воспоминании о вытворенном, считай собственными руками, пиздеце.
– Я запомнил тебя, – бросает досаду коробчатый.
– Да мне похуй.
Реально ведь, похуй. Виньен настолько плевать на то, что там этот запомнил, что Ёнсок, даже отползая в угол под раковиной, делает это лишь для того, чтобы не валяться на обозрении, когда победно ворвётся хён. Глядя на отражение размазанного слизня, она устаёт держать лыбу и начинает хихикать, но не замечает, как обрывистые смешки обретают размах лавины из неудержимого хохота. Вся морда мокрая, то ли от соплей, то ли от слёз. До чего же на полу холодно, скользко, липко и грязно.
– На хуй иди, – бросает вдогонку Виньен.
Отступающий «короб» лепит болезненный пендель и шагает к двери, что-то пообещав. Да кому он, блять, сдался, со своими угрозами.