– Здесь кто-то сидел.
– Что? – Он хмыкнул. – Нас Шестеро. Было. Есть. Шесть.
– Нет… я…
Я осёкся. Я ведь не знал.
Он пожал плечами и снова сел. Женщина бросила на нас взгляд. На секунду. Потом снова – в пол. Только девушка в куртке посмотрела дольше, чем нужно. Не осуждающе. Скорее… как будто сама пыталась вспомнить.
Я сел обратно. Ощущение в ладони – будто держу муку. Пыльную, липкую, живую. Когда раскрыл пальцы – нити не было. Ни в руке, ни на полу. Всё снова было идеально ровным.
Я глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. Попробовал пошевелить памятью. Не резко, не лбом в стену – а как будто приглушённым светом вглубь.
Тепло. Где-то. Плечо. Лето? Жар от бетона. Запах арбуза. Но не лица. Не времени. Не имени.
Воспоминание не всплыло – только его обрезанная тень.
– У меня… – начал я.
Замолчал. Не то.
– Что? – женщина приподняла голову.
– Есть ощущение… как будто мы все – отсюда. Не просто в лифте. А из него. Как будто это и есть… не знаю. Комната. Мир. Всё.
Очкарик усмехнулся:
– Великолепно. Теперь ты – пророк лифта.
– Нет, – отрезал сухощавый. – Он прав.
Все замолчали. Даже девушка чуть откинулась назад. Как будто слова прошли сквозь неё.
– Этот лифт… не перевозит. Он… оставляет.
– Что? – спросила девушка.
– Не уверен, – сказал он. – Но мне кажется, здесь никто не первый.
– В смысле? – очкарик поднял брови.
– В смысле, – сказал он, – этот разговор тоже не первый.
Меня качнуло.
Свет мигнул. Табло погасло. Внутри меня – как будто под ногами на секунду исчез пол. Не физически. Просто исчезла уверенность, что он был.
Все замерли. Тишина стала плотной, как масло. Потом табло снова загорелось.
Девушка прижалась к спинке лавки. Очкарик застыл. Женщина подняла голову – в её взгляде впервые мелькнул вопрос.
Сухощавый кивнул мне. Почти незаметно. Я понял: он чувствует то же. Мы помним что-то, чего нет.
Или было?
Глава 2. Первая остановка
Гул лифта – низкий, еле ощутимый – будто стал тише. Или это я привык к нему так, что перестал замечать, как он делит с нами воздух. Он всегда на фоне. Как звук в голове после сильного удара: не боль, а остаток вибрации.
Мы молчали. Никто не шевелился. Даже я старался не двигаться слишком резко – будто боялся, что движение что-то запустит.
Очкарик снова шевелил пальцами. Женщина сидела, сцепив руки в замок. Мужик с острыми скулами – неподвижен, как фигура из гипса. Я ощущал их, но ощущал и что-то другое. Как будто рядом с нами, по ту сторону шва, двигалось что-то, чего мы не должны были замечать. Пока не заметим.