Он прекрасно понял и вновь замотал головой, в какой-то отчаянной беспомощности. «Вот, уже скоро, – мелькнуло в голове Аникина. – Может быть, после этой перебежки… Отчаяние страха перерастет в нем в отчаяние злости. И он станет солдатом. Если доберется до танка живым…»
– Еще раз: до трех…
Очередная порция пуль просвистела над ними, и Андрей вновь зарылся в грязь, забрызганный кровью. Это немец, пристрелявшись, кромсал из пулемета Колобова. Развлекался, гад, пользуясь тем, что тело завалилось на бок и торчало из-за бугра, за которым они укрылись. Крупнокалиберные пули дробили кости убитого, рвали его мышцы, кропя во все стороны брызги крови, ошметки мяса, отчего казалось, что Колобов еще не умер, а доходит в судорогах жуткой агонии.
Аникин лежал, не шелохнувшись, и чувствовал, как знакомая звериная злость поднималась откуда-то из глубины. Он готов был рвать руками и зубами того немца, который рвал сейчас на куски командира отделения штрафной роты Колобка, кромсал своим пулеметом фотокарточку троих детишек и красивой жены Колобова, которую тот носил в левом нагрудном кармане своей выцветшей гимнастерки.
– Надо добраться до воронки. На счет три…
Понял?
Он выжидал, когда немец перестанет.
– Раз…
Этот чертов методичный, расчетливый немец должен взять очередную паузу.
– Два…
Но ее надо почти угадать. Надо выскочить впритык, чтобы он, гад, не успел даже опомниться.
– Три!..
VI
В миг, когда он вскакивал, чтобы ринуться в атаку, Андрей ничего не понимал и не чувствовал. Ему казалось, что и тело его не совсем поспевает за ним и что вот он уже поднялся, а его голова и туловище, руки и ноги так губительно медлят. И способность думать приходила позже. Точнее, сознание. «Ерунда, – убеждал потом сам себя Аникин. – Не могу же я бежать в атаку без сознания?» Наоборот, все инстинкты его в такие мгновения были обострены до предела, ощущения – напряженно сосредоточены. Но… «я» Андрея Аникина, рядового 17-й штрафной роты N-ской дивизии, словно бы запаздывало, успевая нагнать его уже во время следующей передышки.
Воронка медленно приближалась. Аникин бежал, обгоняя свой страх, ощущая, как плеть свивает стальные жгуты тут и там, пытаясь его захлестнуть. Кубарем, под свист пуль, Андрей покатился по воронке. Дно ее было неглубокое, но превратилось в трясину от собравшейся здесь воды – снаряд «сорокапятки» «вскрыл» слой желтой глины, которая, не пропуская воду, скапливала ее на манер резервуара. Ни секунды не медля, Аникин стал углублять боковые стенки своего прибежища. Не успел он сделать несколько махов лопаткой, как на него обрушилось тело Саранки. Тот прыгнул ногами вперед, и каблуки его ботинок угодили Аникину в бок.