Кайлин поняла это, потому что ее покои и комнаты дея находились на одном уровне, дверь в дверь. Колокольчик бы она точно услыхала. И он так хромал… У нее сердце кровью обливалось, стоило увидеть его хотя бы издалека. Кайлин помнила, как выглядит его нога, как ощущаются эти рубцы и узлы мышц под пальцами, и с трудом представляла, какую боль дей испытывает, если теперь хромает сильнее, чем прежде. Но жалеть его было нельзя, и плакать в своих покоях, при Лауре, тоже, поэтому она при любой возможности слонялась по цитадели, прячась в укромных уголках.
Опасаясь, что и теперь ее кто-то увидит, Кайлин скользнула в конюшню. Там пахло прелым лошадиным потом и навозом, а еще – душистым сеном, которое в теплое время заготавливали на меаррских лугах жители деревни. Жующая что-то в дальнем стойле лошадка показалась небольшой и смирной на вид, и Кайлин дала волю чувствам, обхватив крупную теплую шею животного, зарывшись в густую гриву пальцами и обильно орошая ее слезами. Дрожала всем телом, тихонько подвывала, ощущая, как конский волос забивается в рот, и знала, что потом надо будет умыться холодным снегом и как ни в чем не бывало идти дальше. Никто не должен видеть ее слез.
Может, действительно лучше уехать? Что, если она и правда надоела ему? Ведь так бывает – мужчина хочет сломить сопротивление женщины, которой не интересен, а когда та уступает, сам теряет к ней интерес. Рогар сделал все, чтобы она уступила. Заставил ее сердце сжиматься от любви и боли, проволок ее через невыносимые тернии страданий к звездам своей страсти. Но он ведь не такой? Или такой? Разве Симон не доказывал, что для бога из цитадели существует лишь один вариант бесконечной и верной любви – любовь к Эре?
Кайлин раскрыла ладонь и бездумно начертила на ней пальцем знак другого бога. «Распорядись им с умом, дитя». Симон просил позвать, если дей сойдет с ума, а разве той ночью Кайлин не убедилась воочию, как он безумен? Она крепко стиснула ладонь в кулак. Рогар не простит ей предательства. Но сейчас, как никогда, ей хочется отправить в Паррин это письмо…
Но, с другой стороны, чем Симон ей поможет? Он – друг Ириллин, еще один из многих, островная девчонка ему чужая, так же как и всем остальным. Кайлин в последний раз всхлипнула, откинула голову и поморгала, чтобы прогнать последние слезы. Как же ей хочется обратно на Нершиж. Как же ей хочется жить по простым и понятным правилам среди родных людей, которые не желают ей дурного. Но ведь это мечты. Она никогда не вернется обратно на Нершиж.