Лисовский прошёл внутрь. Пол – тёмное дерево, кое-где с разбухшими досками. Справа – гостиная, слева – коридор с дверями в спальню, кухню и ванную. Всё выглядело слишком чисто. Как будто здесь кто-то постарался оставить «ничего». Но и это было подозрительно.
Он стоял в центре комнаты, вслушиваясь. Потом медленно прошёлся.
На стенах – картины. Современная графика: монохромные лица, размытые силуэты, геометрия, превращённая в тела. Некоторые – агрессивно-психоделические. На одной – чётко различимый образ, не вяжущийся с остальными: чёрный треугольник, внутри которого – глаза, множество глаз.
Подпись: «Ж.Л. / 1986».
На журнальном столике – след от бокала. Без бокала. Под столом – пыль. На пыли – отпечатки, слишком чёткие. Кто-то приходил сюда после того, как квартира была «опечатана».
– Вы были здесь после исчезновения? – спросил Лисовский, не оборачиваясь.
– Один раз, – признался Арцыбашев. – Но я ничего не трогал. Просто хотел убедиться, что он не уехал в спешке. Паспорт был на месте. Деньги тоже. Одежда – всё аккуратно развешено. Это странно.
– Что именно?
– Он не был аккуратным. Его квартира обычно была… хм… как ателье. Книги, каталоги, вещи в беспорядке. А тут – стерильность.
Максим прошёл на кухню. Современная техника, французская кофеварка, стеклянная посуда. Всё – слишком идеально. Он открыл холодильник – почти пуст. Полбанки мёда, две бутылки воды, пачка творога с истёкшим сроком. Закрытая банка с икрой и несколько маленьких бутылок «Финляндии».
Вернувшись в коридор, он подошёл к двери, покрытой чёрной матовой краской – кабинет. Замок был другой, чем на всех остальных дверях.
– Что здесь? – спросил он.
– Это его рабочее пространство. Там были каталоги, архив, альбомы… и вот это, – Арцыбашев протянул чёрный электронный ключ. – Он не доверял обычным замкам.
Щелчок.
Дверь открылась.
Комната оказалась гораздо больше, чем ожидал Лисовский. Потолки под четыре метра. Почти всё пространство занимали стеллажи. Папки, каталоги, коробки. Некоторые были с подписями: «Графика 60-х», «Неофициальное искусство Ленинграда», «Петербург. Частные коллекции. Конфиденциально.»
На столе, заваленном бумагами, стоял толстый чёрный блокнот, обтянутый кожей. Без подписи. Только на корешке выбито: «ЧС» – чёрными буквами, словно выжжено.
Максим открыл его.