Руб остался рядом. Он присел у остатков костюма. Его рука вдруг поднялась – и коснулась разлома корпуса, словно инстинкт.
– Я здесь был.
– Ты уверен? – спросила Айлин тихо.
– Нет, – ответил он. – Но это… отзывается.
Они поехали дальше. Пейзаж становился всё тише. Всё ровнее. И в этой ровности – было нечто живое. Как будто сам пейзаж ждал, чтобы его услышали.
Космодром был мёртв. Но мёртв – не значит пуст.
От платформы запусков осталась лишь груда металла, вывернутая ветрами и временем. Башни связи – поваленные, кабельные магистрали разорваны, словно кем-то вырваны с корнем. Байтерек лежал, как распятый истукан, усталый и забытый.
Пульс стал громче. В чётком ритме. Не агрессивный – присутствующий. Как если бы кто-то внизу ждал, чтобы его услышали, но не знал, как говорить.Сигнал усилился.
– Ну, тут всё как в рекламе: тишина, уединение, полное отсутствие связи с внешним миром, – прокомментировал Макс, спускаясь по коридору, ведущему в подземный уровень. – И, судя по вмятинам, ещё кто-то стучался до нас. Очень настойчиво.
Они остановились у люка. Артём присел. Края были оплавлены. Как от попытки взлома изнутри.
– Сканирую, – сказала Айлин и активировала модуль СФЕРЫ. Дрон всплыл и завис у шахты. Через несколько секунд интерфейс выдал:
▷ Аномальное движение.
▷ Глубина: -4 уровень.
▷ Температурный след: прерывистый.
▷ Электромагнитный фон: растущий.
– Там кто-то есть, – сказала она. – Или что-то.
Артём чувствовал гудение в костях. Оно не было болезненным. Оно было знакомым. Слишком знакомым.
Макс шагнул ближе к нему.
– Ты слышишь?
– Не ушами.
– Отлично. Сначала мы шли за голосом. Теперь – за внутренним резонансом. Через пару дней ты начнёшь отвечать этому сигналу мысленно, а потом – и сам не заметишь, как будешь подпевать.
Внизу была капсула.
Камера хранения, возможно, для персонала или экспериментального оборудования. Внутри – пусто. Только в центре – контур от тела, от чего-то… или кого-то. И на стене – царапины. Ритмичные. Ровные.