. Иначе силы были бы не равны.
– Твои слова по-прежнему пусты для меня, – буркнул Оттар. – Я такого не знаю.
– Ты не можешь его знать – он был после тебя, как и Вильгельм.
– После, – ярл на мгновение задумался. – И как долго я был мертв?
Кощей скривил сухие узкие губы в неприятной улыбке.
– Позже – мы еще вернемся к этому разговору, дорогой ярл. Даю слово.
– Слово? У тебя лживый и длинный язык, Гоша, – заметил Весельчак. – Как жаль, что я не могу его укоротить, как следовало бы.
– Тебя заботит совсем не то, что должно бы, на твоем месте, человек Севера. Тебе не интересно, отчего зубы твои – крепки и ровны как никогда? Отчего тело твое послушно и сильно, как когда-то, в твои двадцать лет, а ум, по-прежнему, умудренного жизнью мужа?
Внизу начиналось сражение – от воинства ромеев отделилась часть, похожая с большой высоты, на рыхлое пятно с многочисленными, юркими щупальцами. Ярл мановением руки приблизился, рассмотрев сотни и сотни длинногривых небольших лошадок и людей в высоких островерхих, отороченных мехом шапках, длинных халатах и с кожаными щитами за спиной. Мелкие, разномастно одетые и пестрые, на таких же мелких, гривастых лошаденках, они не выглядели столь грозно, как конные хирдманы конунга Вильгельма.
– Герцога, – поправил Кощей. – Вильгельм – пока, на этом моменте судьбы, еще герцог, хоть и будет – королем. Эти – пацинаки или печенеги, на службе византийских василевсов. Прикормленные.
«Чтоб ты в нужнике*6 утонул, тюлень хилолапый! Вновь копаешься в моей голове». Призрак скривился своей скрипучей, старческой улыбкой, а между тем странные нестрашные люди приблизились к воинству норманнов на сотню шагов – легкие облачка зарябили в воздухе, а над воинством Вильгельма эхом, от ряда к ряду, прокатилось «Щиты!». И сразу же послушался дробный грохот – словно шел крупный дождь.
– Эти шлюхины дети умеют метать стрелы на скаку! – догадался ярл.
– Разумеется – это же степняки.
Сотни и тысячи стрел падали на ряды пехоты – та закрывалась щитами, наперебой ругаясь и посылая проклятия противнику. Иные роняли копья и падали на землю, кто-то склонялся выдернуть вражеские стрелы, впившиеся в ступню, руку или бедро. Над войском норманнов несся тысячеголосый стон и мат. Время растянулось и на мгновение показалось, что это и есть конец пехоты норманнов – если она побежит, то легкая конница, пусть и уступающая числом многократно, искрошит бегущих в капусту. Центр норманнской пехоты – именно туда, куда и падала основная часть стрел, дрогнул. Передние ряды, потеряв многих раненными, начали подаваться назад, уберегаясь от расстрела в упор – Оттар не проронил ни слова, лишь прикусил губу. Пешие хирды потомков, с его точки зрения, не блистали доблестью. Но среди воинства норманнов нашлись толковые хольды: под их зычные голоса и мат, ряды, наконец-то, подняли щиты над головами, так как надо, перекрывая небо. Позади своих копейщиков, изготовившиеся стрелки норманнов, навесом пустили несколько туч стрел в обнаглевших степняков – и те посыпались с коней. Кроме того конная контратака с правого фланга хоть и не достигла основной массы печенегов, но зацепила часть, изрубив нерасторопных в куски, отчего вся орда пугливо прянула в разные стороны.