– Всё… Ты всё…
Я вцепился в её талию.
Раз.
Два.
Третий толчок – до конца.
Глубоко, c нарастающим рыком в груди.
С ногтями, оставляющими следы на её бёдрах.
И кончил.
Внутрь.
Горячо.
Судорожно.
С тишиной в голове и взрывом в теле, c криком – глухим, задушенным, но настоящим.
Из самого нутра.
Из самой вины.
Из самого желания.
С проклятием на губах, которое стало молитвой, а я – уходил в неё, как в последнюю точку, где мужчина может быть не сильным, а – настоящим.
Пот. Мышцы. Сбившееся дыхание. Одна истина на двоих. Вот что осталось в комнате, когда я замер – над ней, в ней, с ней.
Я держал её.
Потел на неё.
Дышал в волосы.
Не мог оторваться.
И прошептал:
– Больше никто. Никогда. Ни один. Только я.
И она кивнула. Не потому что согласна. Потому что уже знала. Уже приняла.
И я поцеловал её – не в губы.
А в лоб.
Потому что после такого ты больше не мужчина.
Ты бог.
Но только для одной.
Мы лежали. Потные. Настоящие. Не влюблённые – принадлежащие.
Она уткнулась лбом мне в грудь.
А я впервые в жизни закрыл глаза и не думал, что это ошибка.
Впервые я хотел спать – рядом. Не потому что устал. А потому что, чёрт возьми, рядом была она.
И я знал – если сейчас, этой ночью, я с ней, то, возможно, в моей жизни всё ещё есть шанс. Не на прощение.
На живое.
На то, что нельзя купить, приказать, вынудить.
На то, что приходит – только если тебя выбрали.
Я больше не принадлежал себе.
С этой секунды – я был ею.
Целиком.
Без шансов на возврат.
Не как босс.
Как мужчина, которому дали имя на губах. И оставили рядом.
Кейт:
Я проснулась – словно после долгой разлуки с самой собой.
Воздух был тёплым, пронизанным золотой пылью света. Казалось, комната дышит. Помнит. Ждёт.
Простыни сбились к ногам. Тело ныло – не от боли, а от сладкой, вязкой полноты.
Я протянула руку к его футболке. Она висела на спинке кресла – небрежно, будто брошенная в спешке желания. Натянула её медленно, через голову – словно прикасалась к нему заново.
Ткань хранила остатки тепла, впитала его запах. Это было ближе, чем прикосновение.
Интимнее самого акта. Его запах на ткани – как он сам. Уже не рядом, но ещё не ушёл.
В ванной я долго смотрела на своё отражение – будто пыталась узнать ту, что осталась.
Глаза были сонными, затуманенными, почти чужими.
На шее – его следы. Следы губ, зубов. Ночь говорила языком преступлений, совершённых шёпотом. Признания, не сказанные вслух – только оставленные на коже.