– Я хочу тебя, – сказал я. Не просьба. Не команда. Признание.
Она встала. Подошла. Сняла футболку. Кожа в утреннем свете – не про секс. Про выбор. Осознанность. Смелость быть открытой.
Села на стол. Ноги обвили меня. Я притянул её – не как любовник. Как человек, нашедший то, что искал. И боявшийся – что не заслужил.
Когда я вошёл в неё, это не было обладанием. Это было падение. В неё. В себя. В то, чего боялся. В то, чего жаждал.
Она дышала. Как будто писала на моей коже историю. Без крови. Без вины. Без войны.
Мои пальцы врезались в её спину. Её ногти – в мою. Мы не были любовниками. Мы были свидетелями. Друг друга. Себя.
– Ты моя, – выдохнул я. Голос треснул. Она ответила – не словом. Движением.
Я чувствовал, как она теряет ритм. Это делало меня уязвимым. Я не хотел брать. Хотел быть тем, в ком остаются.
Я пришёл с прошлым. С руками, сделавшими слишком много. А она смотрела на меня, как на шанс. Как на правду, а не на грех.
Когда она кончила – кожей, взглядом, телом – я поцеловал её плечо. Остался в ней. Потому что я, Данте Кавалли, тот, кто привык приказывать, только что был прощён. Не словом. Присутствием.
Я не насытился. Даже после ночи, в которой её голос стал молитвой. Даже после того, как она скользила по мне, как огонь по пороху, оставлая ожоги, которые я не хотел лечить.
Я поднял её. Без слов. Как оружие, которое давно перестал контролировать. Она не сказала ни слова. Но в её молчании было больше, чем в любом признании.
Ванная. Пар. Вода. Я включил горячую. Кафель шипел. Я смотрел, как её волосы темнеют. Как капли скатываются по телу. Я дышал, как человек, который слишком долго сдерживался.
Я коснулся её губ. Поцелуй – медленный. Горький. Сладкий. Вино с ядом.
– Ты мой наркотик, – прошептал я. – Я сел на него.
Признание. Глухое. Настоящее. Без спроса. Без расчёта.
Я поднял её – как вчера. Когда она стонала моё имя. Когда я понял: с ней заканчивается моя независимость.
Я вошёл в неё в ванной, где даже тишина была душной. Плитка дрожала. Её спина – к стене. Её дыхание – на моей шее. Её ногти – в моей коже. Метки. Новые.
Она говорила телом: "Я тоже сгорю".
Я двигался – не ради удовольствия.
Ради спасения.
Ради власти, которую она держала надо мной – и не знала.
Ради боли, которую я прятал за тишиной.
Ради вины, которую никто, кроме неё, не сможет простить.