Подъём становился всё круче, и наконец, экипаж остановился. Граф с усилием поднялся на лошадь, посадив перед собой дочь. Путники продолжили путь через густую чащу, где плохо протоптанная тропа вилась между вековыми деревьями. Час пути в этой лесной глуши лишь усилил ощущение изоляции. Казалось, сюда никогда не ступала нога человека.
И вдруг лес расступился, словно подчиняясь невидимому приказу, и на вершине горы открылся замок. Громада из серого камня возвышалась, словно вызов времени и стихиям. Построенный на юру, он открывал свою серую грудь всем ветрам подряд. Его стены, лишённые изысканных украшений, казались монолитом, возведённым не для красоты, а для выживания.
– Вот он, – пробормотал граф, глядя на угрюмую крепость, словно собирался вступить в схватку с её духами.
Амелия, едва сдерживая слёзы, уставилась на громоздкие башни, которые нависали над ними, словно желая испепелить взглядом. Здесь не было места празднествам или теплу. Только холодные камни, древняя тишина и ветры, навеки прописанные в этих стенах.
От неожиданности открывшегося вдруг вида Амелия раскрыла ротик, из которого вырвался было недоговоренный возглас и, замерев, широко раскрытыми глазами испуганно уставилась на отца.
– Мы едем туда?– еле вымолвила девочка,– Мы проведем там много времени, пока ваше здоровье не восстановится?
Весь вид ее говорил о том, что если граф даст утвердительный ответ, то ему не избежать рыданий на бог весть еще какое время. Он сделал кислую мину и буркнул, что не знает сколько они там пробудут.
Он поспешил отослать дочь к Менции с этими вопросами, не имея сил сейчас дать адекватный ответ, так как его мысли просто были заняты совершенно другими вещами.
Граф устремил суровый взгляд на замок, однако почти сразу же, услышав в районе груди печальные всхлипывания, взглянул на ребенка. Амелия уткнувшись в отцовскую грудь тихо плакала. Сердце его, вместо того, чтобы размокнуть от детских слез, налилось неимоверной тяжестью и затвердело.
Вдруг из-за ворот послышался зычный голос с приказом открыть их. Кавалькада всадников въехала во внешний двор замка. Граф спрыгнул с лошади и, отлепив от себя плачущего ребенка, доверил его дуэнье.
Тут же перед ним показался старик, который отпуская многочисленные поклоны учтиво приветствовал хозяина замка.