Егоровы клады - страница 13

Тут Алёна увидела на столе у Александры красивенную шкатулку, открыла ее. Оттуда, будто ожидая, когда раскроют крышку, выползли на стол змейками жемчужные да яхонтовые бусы и ожерелья.

– О-о-ойй! Вот это да! – Алёна аж задохнулась от восторга. – И всё это твое?

Александра кивнула утвердительно, но никак не разделила Алёнкиного чувства.

– Да я бы всё отдала, чтобы мир посмотреть да погулять по белому свету! – Александра взяла в руки бусы и отбросила их от себя. – А еще бы лучше родиться молодцем. А тебе?

– Ну нет, парнишкой я не хотела бы быть, – ответила Алёнка. – В путешествие поехала бы, но обменивать на это всю эту красоту ни за что не стала бы. Мне-то вот дарят какие-то дешевые гребенки да отрезы на сарафаны. – И она презрительно фыркнула.

Услышала голос маменьки и засобиралась. Саша просительно взглянула на Алёнку:

– Ну ты не забудь про книжку о доне Кишоте!

– Ладно, ладно! – отозвалась подруга, а в глазах ее все блестели яркие отблески ожерелья.

Александру же пленили эти таинственные заманчивые слова: «Гишпания», «Дон Кишот». Ушла она в дальний уголок сада и ни о чем не думала, кроме того, что будет читать книжку про этого рыцаря.

Вот уже месяц прошел, как сбежал Егорка от хозяев, но нигде не мог притулиться. Хорошо, хоть деньги есть. Наконец-то, по прошествии времени, встал он на квартиру к одной старушке. За три месяца вперед заплатил. Больная была старушка, одинокая, хотя говорила, что есть в Вязниках у нее сынок. Но Егорка его никогда не видел за тот месяц, пока жил у Лукьяновны. Сама же она объясняла свое одиночество тем, что сноха ее, сыновья жена, – презлая бабенка. Вот и не пускает сына проведать мать, а так-то он добрый да жалостливый. Молчит Егорка в ответ на это, а сам про себя горько усмехается, что же это за мужик такой, которого жена насильно привязывает к своей юбке, что тот даже к матери не ходит.

Жалко Егорке хозяйку Евлампию. Только по избе ходит бабка, на улицу ни ногой. На крылечко сядет на солнышко погреться, и всего делов-то. Говорит, что мотает ее в стороны, да голова кружится. Боится упасть. Егорка ей и водицы из колодца натаскивает, и дров приносит, и за хлебцем – в лавку.

Уж она им перед шабрами не нахвалится. А они ее пытают, не внучок ли это, уж больно расторопный и заботливый. Евлампьевна смахнет слезки под платочек да головой кивнет. Потом совесть ее одолела, за такую вот заботушку, что она с него деньги за постой взяла. По окончанию месяца вынула она их из укромного места да протягивает парнишонке: