А Егор все время старался угодить маленькому хозяину: то змея ему смастерит, то самокатку зимнюю. Да и с ним же идет опробывать.
Парнишонке нравилась этакая вот близость. Сядут они на траву, пока летает запущенный змей, и беседуют:
– Егор, а ты бы хотел вместе с энтим змеем полетать вот так высоко над полем да над деревьями?
– А то! – мечтательно выдыхает Егор, следя за змеем.
– И я бы хотел…
– Ну я-то как нито спробую.
– Да уж, спробуешь! Разобьёсся и всех делов.
– Надо умеючи, – ничего не будет. Вот ведь змей-то не падает, а летает знай себе.
– Дак он лёгкой.
– Сделаю змея побольше, и он меня выдержит. Прицеплюсь к змею и с высокого берега Клязьмы и спрыгну. До Яропольского бора долететь можно.
– Это ж, сколько тонкой бумаги нужно, ужас!
– Вот только в энтом и загвоздка. А то бы полетели, и Алёну взяли с собой.
– Да ну, – хмыкнул Прошка… – не полетит она, оробеет.
– А ты не оробеешь?
– Да боязно на такой-то высоте. Шмякнешься об землю, куды только ручки да ножки рассыплются…
А Егору опять к Елене разговор возвернуть хочется:
– Прошка, а как ты думашь, Алёнка что скажет, если я на змее полечу?
Парнишонка пожал плечами, а в это время ветер дунул так сильно, что змей дернуло в сторону, и то ли бумагу захлестнуло, то ли порвало, но он стал снижаться, и Прошка снялся с места и побежал, топая босыми ногами по траве, в ту сторону, куда несло змея.
Поехала как-то Настасья Спиридоновна с Алёнкой на базар. Приоделся Егорка, прифрантился, чтобы уж не выглядеть перед девушкой голью перекатной. Почти вся одёжа дарована Терентием Семёновичем. Вот только прикупил Егорка в лавке галстух. Долго думал, одевать его или нет, и все-таки нацепил. Хмыкнула Алёнка в ладошку и ничего более не сказала. Зато Настасья Спиридоновна вся изозлилась:
– Ты чтой-то как граф вырядился? Свое место не понимаешь. Это ж надо мной все смеяться почнут, пальцами показывать!
Быстро сорвал галстух Егор в смущении и хлестнул лошаденку, что она аж вперед прыгнула. Тряхануло Настасью Спиридоновну, она чуть язык не прикусила. И новая порция проклятий на Егорову голову:
– Ах ты анчутка этакой, разбойная твоя душа! Да как же ты посмел над хозяйкой прокураться? Да гнать тебя надо в три шеи, татя окаянного!
Ругается Настасья Спиридоновна да костяшками пальцев больно тычет в Егорову спину. Алёнка же хохочет заливается. Вся обида у Егора на хозяйку прошла, даже жалко ее стало.