Над головой звучало переливчатое многоголосье птичьих трелей, которое, проникая в самое сердце, будило в душе сладкое торжество от сопричастности к тому бурному восторгу, что испытывало каждое существо в этом лесу пред животворящей всепоглощающей силой нового прекрасного утра. Горящий огненный диск небесного светила медленно подымался вверх, согревая остывшие за ночь долины и сопки. Сонная чаща пробуждалась.
От прикосновений влажной травы на грубой ткани подвязанного широким кожаным поясом запашного аттуси[1] оставались тёмные расплывчатые пятна. Из— за того, что, продвигаясь вперёд, траву приходилось раздвигать руками, пальцы стали мокрыми и начали зябнуть. Жёсткие стебли хлестали по голым коленям, а сырая земля холодила ноги, обутые в мягкую обувь из рыбьей кожи. Перед глазами резвилась растревоженная мошкара, назойливая и кусачая; приходилось то и дело отирать ладонью лицо и шею, чтобы смахнуть с них рассвирепевших кровопийц. Впрочем, все эти неудобства были привычны и не слишком беспокоили, так как к их преодолению учили каждого мальчишку с самого раннего детства. Секрет был прост: нужно было всего-навсего не обращать внимания на неприятные ощущения своего тела. К тому же солнце, пробиваясь сквозь просветы под сень деревьев, уже припекало плечи; скоро станет и вовсе жарко, и эта жара загонит насекомых в самые глухие и тёмные закутки дебрей. Высокая, выше человеческого роста, трава закрывала обзор, и потому, в очередной раз раздвинув завесу из стеблей, он неожиданно натолкнулся на замшелую корягу, перегородившую путь. На одной из её ветвей, причудливо изогнувшейся вдоль земли, сидела, раздувая зоб, ярко-зелёная лягушка. Заметив человека, она повернула голову в его сторону и насторожённо приподнялась на передних, похожих на человеческие руки, лапках. Несколько мгновений она пристально всматривалась в сторону замершего человека, а потом вновь прильнула к покрытой тонким налётом зелени толстой ветви, на которую падал скупой луч света. Рука отпустила отодвинутые стебли, и они вновь сомкнулись, спрятав отдыхающую лягушку. И тогда он подумал, что это вовсе не лягушка, а маленький «хозяин», принявший её облик. Придя к такому убеждению, он отступил на два шага и, стараясь не слишком шуметь, пошёл в обход того места, где лежала коряга.