К тому же вскоре моя проблема решилась изящнее.
Как мёртвый Че Гевара, запрокинув голову, приоткрыв рот, прищурив остановившиеся глаза, неестественно согнув руки, я лежу на узкой кровати и размышляю о том, как я здесь оказался.
Анечка Бойко сидит у моих ног и говорит что-то о влажных салфетках. Женская незлая суета. Она оживлённо болтает, а я не чувствую ничего, кроме жажды и жалости.
У Анечки было некрасивое лицо. Глаза большие, синевато-желтоватые, выпученные. Под ними мягкие вместительные мешочки. Птичий нос, о который можно поранить пальцы. Две скорбные и бесцветные ниточки губ, узкая челюсть, лоб шелушился. И самое главное – архипелаг розоватых с белёсыми головками прыщей на подбородке, щеках и лбу. (Один цепевяз, сам тот ещё урод, говорил как-то об Анечке: «У неё, наверное, эти прыщи лопаются во время этого самого»).
Одевалась Анечка нелепо. Из всего многообразия выбирала застиранного цвета джинсы с кислотным принтом на заднице или блузку попугаевой расцветки. Жёлтые колготы, клетчатые бриджи с тесёмочками на поясе, кепи в виде пирожных, которые никто не покупает. И всё не по размеру, и всё не по сезону: плотное летом и полупрозрачное зимой. Когда выпадал снег, она с явным наслаждением надевала кастрюлеобразную шапку, натягивала высокие сапоги с тупыми носами и застёгивала на все пуговицы бесформенный «пугачёвский» тулупчик.
При этом за таким неуклюжим нарядом скрывалась шикарная для тридцатилетней женщины фигура. Все засматривались на её тяжёлую грудь. Анечка была не то чтобы стройная, а сбалансированная.
В наш город она приехала из Костромы, как и многие ювелиры. Окончила легендарный КУХОМ. Наши боссы многих сманили оттуда. Вот и Анечка три года назад решила попробовать, а спустя год купила ипотечную студию в моём районе.
Ещё Татьяна рассказывала, что Анечкины родители втянулись в какую-то мутную секту. Продали всё имущество, чтобы передать деньги в общину. Анечка эти деньги забрала и уехала.
– Как можно у родителей-то деньги забрать?! – сокрушалась Татьяна. – «А что, – говорит, – лучше богу их лысому, который на мерсе ездит?» Не знаю. Нельзя так. Пролечила бы их лучше.
– От убеждений не лечат, – сказал тогда Мишка, а я записал это в заметки.
На заводе Анечка ни с кем не дружила, работала молча, уходила и приходила одна.