* * *
Софья открыла глаза. У кровати стояли две её сестры, Давид и няня с Ариком на руках. Всё было как в тумане. Вскоре взгляд сфокусировался на любимых лицах. Её сын выглядел здоровым и повзрослевшим, остальные – радостными. Но Давид поразил её – улыбка не могла скрыть бледности лица и какой-то подавленности.
Одна из сестер вдруг разрыдалась. Софье тоже захотелось плакать, ослабить узел, сжимавший грудь. Но не получалось, не было слёз. Как будто болезнь высушила все изнутри. Она попыталась сесть в кровати. Несколько рук протянулись навстречу. Напрасно. В изнеможении она снова упала на подушки – со сдавленной грудью и пересохшим ртом невозможно было произнести ни слова.
Лишь несколько дней спустя с посторонней помощью Софье впервые удалось подняться с постели. Пришлось даже заново учиться ходить. Медленно, но Софья возвращалась к бурлившей вокруг реальности. В одиночестве своей спальни она с нежностью созерцала сон сына. И, конечно же, много думала о жизни. Ей вспоминалось, как после свадьбы, помпезной по настоянию родителей, они с Давидом поселились в своём «гнездышке» в этом же, со слов самого Пушкина, «великом русском городе, где пахнет Европой». Давид начинал частную врачебную практику. Благодаря знакомым, и своим и родителей Софьи, клиентура росла. Уже через несколько месяцев семья имела неплохой достаток и позволяла себе даже некоторую «роскошь», к которой молодая жена была привычна в доме родителей.
Постепенно неутомимая целеустремлённость и природная доброта превращали её Давида в молодого, но уже успешного врача. И это порождало гордость за мужа, хотелось чем-то помочь ему. И она помогала. Помимо ведения бухгалтерии, она использовала всю свою изобретательность, чтобы привнести в его напряжённую жизнь ноту расслабления, – приятные новые знакомства, общение, которого муж, выросший в провинции, никогда не имел. Он обожал её. Она, словно бабочка, порхала рядом и тоже впитывала бальзам их общения. Пара чувствовала, что вместе создала свой собственный мир, нежный и прочный одновременно. В нём оба, соприкасаясь, наполняли друг друга и наслаждались своим творением.
И всё же пик счастья пришёл с появлением их первенца – красивого розовощёкого мальчика с рыжеватыми волосами и зелёными глазами. Софья не могла не назвать его Аркадием, так как он родился в одесской Аркадии и обоим нравилось это греческое имя. Сын стал для неё символом лучшего из всего, что случалось раньше. Это была кульминация её любви к мужу, к себе и к жизни, которая их окружала. Молодая мать с удовольствием погрузилась в воспитание и уход за сыном. Но не забывала, бесспорно, бухгалтерию Давида, своё чтение и музицирование. Она наслаждалась процветанием своей семьи, в которой чувствовала себя центром уважительного и деликатного внимания.