– Это лишь часть того, что мы закупили в Ячменной долине, – выкрикнул Костной Ремесленник. – И привезли сюда не на продажу, но… чтобы помочь.
– Купить нас хочешь, жрец?! – крикнула пожилая женщина, свесившаяся из окна соседнего дома; соседи зашикали на старуху, но та отмахнулась и заворчала. – Дёшево!
– Мы не хотим вас покупать! – ответила Омма. – Лишь показать, что мы можем предложить народу в отличие от него, – она хлопнула Соверина по плечу и размашистым шагом приблизилась к череде фургонов.
Она открывала повозки одну за другой, рваными и резкими движениями срывая с них парусину. Взорам горожан представали всё новые и новые блага: ткани и меха, брикеты воска и латунные лампады, ремесленные инструменты, слитки металлов и яркие изделия из глины, стекла и бронзы. В последних двух фургонах лежало оружие и доспехи. Металлические.
– Это всё вам, – коротко рыкнула Волчица. – Раздадим, как только закончим с формальностями.
– Обозы будут поступать в город вплоть до весны, – добавил Юджен. – Добра хватит на всех. За охрану повозок ответят люди уважаемой Оммы да те из вас, кто захочет присоединиться. Не задаром, конечно, – он подмигнул группе наёмников, пожиравших глазами новёхонькие палаши[4]. – Любой труд должен быть оплачен.
– Новый Хизар обещает вам не только сытую жизнь, – Омма забралась на борт одного из фургонов и ловко запрыгнула на козлы. – Но и безопасность. Ну-ка, кто вчера видел моих собак?
Хельтцы зароптали: многие из них наблюдали за ночными событиями сквозь щели в ставнях.
– Бог наделил меня властью над псовыми тварями, – заявила она. – Ради благого дела я могу подчинить своей воле любого пса или волка.
– Еретичка, – пожилая исакатка охнула и тут же исчезла из виду.
– Как? Как это возможно?!
– Немыслимо!
– Что да как, вы узнаете на проповеди, – ответила Волчица и ткнула когтистым пальцем в Юджена; он слегка поклонился.
Долгожданный гул проник в его уши, донося народное негодование, что вырвалось-таки на волю. Юноша приметил, как некоторые из хельтцев отшатнулись от повозок, как подались назад храбрейшие из глупцов, как побледнели женщины и покраснели от гнева мужчины. Юджен повернулся к лорду-градоначальнику и поднял брови; Соверин грузно поднялся с колен и заорал:
– Тихо! Всем молчать!
Кто-то из толпы кинул в лорда мелкое сморщенное яблоко и попал тому в живот, но благородный лишь приосанился, пригладил скрывавшие плешь редкие пряди и вновь закричал: