Он не любил проливать кровь. Предпочитал, чтобы это за него делали другие.
По пути парню почти не встречались мирные жители: львиная их доля ещё до заката попряталась по погребам да подвалам, вняв слухам о скорой сече. А вот солдат ещё было достаточно. Кто-то держал оборону и укреплял баррикады, отступая к центру Хельта; кто-то ждал удачного момента, чтобы всадить оружие в мнимых соратников – мятежники успели завербовать союзников во всех слоях общества. Чем ближе Юджен подходил к ратуше, тем громче становился шум схватки. Центральный мотив гимна невольно потонул в аккомпанементе, что исполняли его соратники.
Слева – барабан войны! Оборванные, пьяные от насилия наёмники теснили остатки стражи; земля под их сапогами была мокрая от крови. Справа – мандолины и лютни! Среди верных нашлось несколько магов-недоучек, что раздували пламя и вносили сумятицу в стан врага. А по центру, по центру выли медные трубы О́ммы.
Ремесленник не видел её с наступления темноты, но не сомневался, что женщина жива и вот-вот выгрызет победу из мягкой брюшины Хельта. Стая Волчицы – десятки чёрно-бурых волков, шелудивых дворняг и серых шакалов сновали то тут, то там, тявкали, рычали, скулили, рвали и давили всех, кто попадался им на пути. Вой слышался и из самого здания, а значит…
Блохастая заберёт всю славу себе.
Ещё немного, и он бы опоздал – Юджен понял это и сжал кулаки так, что побелели костяшки. Омма не стала ждать, пока он разгромит тыл, и в одиночку начала штурм ратуши. Как обычно, не смогла справиться с искушением, представила себе, как господин гладит её по холке, и потекла! Ну ничего, он разберётся с ней позже.
Он призвал своих слуг, рассредоточенных по узким улочкам; с приближением каждого скелета он будто становился цельным, завершённым и чувствовал каждую грань своего дара, как никогда мощного и рвущегося наружу. Вскоре Ремесленника окружили кости всех сортов и размеров. То был материал, который Юджен целую неделю отбирал со всех окрестных погостов и топей. Сплав, из которого кузнечный молот таланта выкует клевец[3], что пробьёт броню ратуши, будто яичную скорлупу.
Жилы обожгло расплавленным серебром, а голова заболела так сильно, будто юноша словил удар чеканом, и череп его раскололся. Юджен отрешился от боли и воззвал к богу, моля осенить его своей волей. Бог молчал: знал, что верный сам справится. Костная масса задрожала, затрещала, зашипела, сползаясь в единый неживой организм, сплетаясь в чудо, что болота Хельта ещё не видали и никогда больше не увидят. Под истошный вой псов и крики людей – врагов и союзников – Костяной Ремесленник сыграл апофеоз триумфального гимна.