Её квартира встретила его особым запахом, который Макс не мог забыть даже в самых страшных кошмарах, – смесью масляной краски, лавандового масла и чего-то неуловимо-Алисиного, что невозможно было описать словами. Воздух был густым, словно наполненным невидимой пыльцой, оседающей на губах сладковатым привкусом. Этот запах одновременно успокаивал и мучил, напоминая о прошлом, которое теперь казалось таким далёким и нереальным.
Он замер на пороге, впитывая детали: кисти в глиняном стакане – их рукоятки были испещрены следами от её зубов, она имела привычку кусать их в моменты творческого напряжения. Незаконченный холст на мольберте – абстрактные мазки синего и чёрного застыли в тот момент, когда она отложила работу. Хаос на холсте отражал хаос в его душе. Её халат, брошенный на спинку стула, – один рукав свисал, касаясь пола, словно пытаясь что-то поднять. Ощущение её присутствия было почти осязаемым.
– Как будто она просто вышла… Ненадолго. Как всегда, – прошептал Макс, и его голос разбился о тишину квартиры. Он отчаянно хотел верить в это, верить, что она вернётся, как всегда, с улыбкой и шуткой. Но он знал, что это ложь, самообман, и от этого становилось ещё больнее.
Он опустился на колени перед их кроватью – той самой, на которой они провели первую ночь, когда он ещё боялся прикасаться к ней, словно к хрупкой фарфоровой статуэтке. Он помнил её хрупкость, её нежность и то, как он боялся сломать её, разбить. Теперь он понял, что сломал её, не уберег. Пыль под кроватью лежала ровным слоем, кроме одного места, где явно недавно что-то лежало. Место, где хранилась тайна.
Свёрток в чёрной ткани оказался на удивление тяжёлым. Вес картины давил на него, как груз вины. Разворачивая его, Макс заметил, что ткань – это её любимый шарф, тот самый, который она носила в холодные дни. Он пах её духами, и Макс на мгновение закрыл глаза, пытаясь впитать этот запах, сохранить его в памяти. Холст под ним был тёплым, будто только что снятым с мольберта. Будто она только что написала её.
На картине с фотографической точностью была изображена комната, в которой он сейчас находился. Он узнал каждый предмет, каждую трещинку на стене. Но на картине не было двери, ведущей в коридор. Вместо неё – гладкая стена, на которой висела картина в картине – уменьшенная копия этого же помещения. Бесконечность отражений, словно затягивающий в себя лабиринт.