– Там круча высокая и неприступная. Забраться к храму, пробовали многие охотники. Сказывали люди, из местных, что мол стерегут те птицы злато и тайну великую. Что простому смертному ни враз, ни в десять раз туда не взойти. Немало охотников лежит под той скалою изъеденные орлами, подранные медведем, одни кости белеют, да лоскуты от одежды. Страсть как жутко под той горою. Словно нечисть, там в наверху живёт уже триста лет. Но самое странное, что ни орлы эти, ни зверь зубастый, не трогают отшельников тех, а те не лезут на гору. Словно не надобно им. Живут себе рядом, под охраной триста лет и никого не боятся. Грибы, ягоды собирают, шишку бьют, рыбу удят, на проворного зайца петли ставят. Только где хоронятся, то тайна великая. А река эта с тёмною водой, три раза скалу обступила петлями своими.
– Течение там, ни приведи Господи. Ежели человек упал в поток, то уж потащило его сразу же на дно, и об камни то шваркнет так, что даже самый удалой не выдерживает.
Сию сказку сказывал Пашка проводник, сам, кукожился весь, словно боялся что услышат его люди лесные и за тайну эту покарают смертью страшною. Подошёл Пашка к костру, уже слабо горевшему, постоял на дыму.
– Пусть, – говорит, – провоняюсь духом огненным, зверь услышит запах сей – не подойдёт, забоится.
Леший тот, что на бревне глазами страшными зыркал, тоже огня страсть как не любит. Нагнулся к пламени, руку в огонь сунул на миг.
– Надобно трубки курить Питер, дабы запах табака вперёд нас разносился. Дикий сей народ знал, что мы идём. Вон, в подлеске мелькнула рожа косматая, видел с утреня и скрылась тихо так, будто бы не человек снова приходил. А батя мой, сказывал, о что по молодым годам, видел здешних местах людей ненашенских. Лики у них светлые, чистые, одеты как то ужо нелепица одна. Пришлые эти, что у Синей Горы объявлялись, но никого не стереглись. Ходили прямо, говорили громко, не хоронились шибко. Речь похожая на нашу, да непонятного много.
– Встретишь говорил, такого, а он стоит прям на тропе. Нагло так улыбается, а с ним собаки, каких сроду не видели. В руках вещицы на пищаль схожи, да запах от людей этих, больно приятный, будто дух волшебный источают. Стоят смеются, переговорят меж собою быстро и шасть в сторону.
Машут мол ему проходи, не бойся. Назад идёт, уж нет никого, одни следы.