Богохвалов кивнул.
– Во! А воз и ныне там! Так и лепят дальше. Нет, заберу я тебя отсюда! Сядем за роман…
Печально крикнула дверь, распахнутая властной рукой редактора.
– Статья готова? – спросил он Богохвалова.
– Через пять минут будет у вас на столе!
– А накурили! И не жалко здоровья?
Но вместо того, чтобы спасти здоровье корреспондентов проветриванием, редактор закрыл дверь, оставив их в табачном чаду. Богохвалов принялся черкать и писать, но Полуяков прервал его труд:
– Дай ручку на секунду.
Вынув сложенный листок, чью мятую поверхность украшало слово «муха», Полуяков под ним стремительно написал столбцом:
Муха.
Муха!
Муха?
Муха…
Муха:
Муха –
Муха,
Муха-а-а!?
– Вот и готов рассказец! Поеду в «Передайку», слуплю гонорар, – Полуяков протянул пишущую ручку корреспонденту.
– Лихо! – согласился Богохвалов, принимая обратно главный предмет писателя.
– Предлагал Гу́рьевичу, но тот отказался только потому, что отстал, безнадёжно отстал! Вот, гляди, рассказ «Муха», – Полуяков предъявил размноженное слово на бумаге. – Односложный и однословный. Дай ему поле, поставь в средину листа, и думающий человек с зачатками интеллекта сразу начнёт соображать: «Муха? Что за чёрт? Какая муха? Зачем муха? Почему муха?». Невольно начнёт вспоминать незатейливое назойливое животное, вовлечёт в процесс интеллект, и так всё вообразит, что останется доволен тем, как из одного слова сам вывел целый рассказ или историю. Смекаешь?
Богохвалов кивнул.
– Заметь, у каждого читателя будет своя муха, непохожая на других мух. В этом особенная ценность, человек более всего ценит собственное изобретение.