Патер смущённо трёт переносицу. У него красивые густые волосы цвета спелой пшеницы, и растрёпанные пряди живописно падают на лоб.
– Господин Анжен, вы давно служите в этом храме?
– Семнадцать лет. Мне невероятно повезло. Патер, служивший здесь до меня, ушёл на пенсию как раз в день моего распределения. Я уже настроился на Нэ́рдал или Мéфис, а тут такая удача!
– И часто сюда наведывался понтифик?
– Нет, – отрицательно качает головой патер. – Алонио не любил Аури. Говорил, что это бездуховный город, слишком мирской и суетный.
Анжен краснеет:
– Простите, господин Эрол, надеюсь, я не оскорбил вас.
– Ничего-ничего, – обманчиво невозмутимо тянет Алан. – За век я уже привык. Пройдёт ещё век, и остальные города заживут в деловом ритме столицы, ленивая расслабленность Закра останется лишь в рассказах стариков. Но по великим-то праздникам понтифик был обязан присутствовать в храме лично!
– При мне он тут не появлялся, присылал вместо себя помощника. Последние пятнадцать лет это был брат Никос, а до него – брат Лу́ний. Прекрасный служитель, добрейший человек и сильный маг.
– Тогда почему, по-вашему, господина Алонио убили именно в Аури?
– Не знаю, – Анжен беспомощно моргает. – Это странно. Да, это странно.
– У вас нет предположений, кто и за что мог бы столь зверски расправиться с понтификом?
– Ни малейших. Алонио являлся образцом служения Всевышнему. Благочестивый, добродетельный, истинно верующий брат.
– Не было ли в последнее время каких-либо примечательных случаев? Недовольных посетителей? Не грозился ли кто-нибудь отомстить понтифику?
– Тот, кто реально затаит злобу, вряд ли станет кричать об этом вслух, – патер задумывается. – Что же до недовольных – мы каждый день выслушиваем жалобы. Ссоры с родными, придирки начальства, слабый дар… Вы не представляете, скольких людей в Керизе не устраивают их способности! Маги четвёртого уровня завидуют первому, те, у кого первый, мечтают о дополнительной стихии, бытовик хочет стать боевиком, а боевик – стихийником. Но это всё допустимые человеческие слабости, господин Эрол. И нормальный человек понимает, что убийство, пусть даже самого понтифика, ничего не изменит и не принесёт ему выгоды.
– А кому принесла бы выгоду смерть господина Алонио?
Патер Анжен теряется. В глазах отражается замешательство: