– Делегаты идут в комнату для медитаций, – сказал охранник. – В ней
тихо. Это там.
Он показал на дверь в другом конце холла, выложенного в шахматном
порядке квадратными плитами зеленоватого и розового мрамора. Рядом с дверью
было окно, а в нем – сине-зеленый витраж с картины Шагала. Я поблагодарила и
отправилась, куда мне сказали. Когда я вошла в комнату для медитаций, дверь
за мной беззвучно закрылась.
Длинная полутемная комната чем-то напоминала склеп. Вдоль стен стояло
несколько рядов маленьких скамеечек, одну из которых я чуть не опрокинула в
потемках. В центре комнаты была каменная плита, длинная и узкая, как гроб.
Поверхность камня была расчерчена тонкими лучиками света. В комнате было
тихо, прохладно и пусто. Мои зрачки расширились, адаптируясь к темноте.
Я села на одну из маленьких скамеечек. Она заскрипела. Задвинув
портфель за скамейку, я стала рассматривать каменную плиту. Подвешенная в
воздухе, словно монолит, плывущий в открытом космосе, она таинственно
подрагивала. Почему-то это зрелище успокаивало, даже завораживало.
Дверь позади меня беззвучно открылась, впустив полосу света, и
закрылась вновь. Я начала поворачиваться, словно в замедленной съемке.
– Не кричи, – прошептал сзади чей-то голос. – Я не причиню тебе вреда,
но ты должна молчать.
Сердце бешено забилось в груди: этот голос был мне знаком. Я вскочила
на ноги и повернулась спиной к плите.
Передо мной в тусклом свете стоял Соларин, в его зеленых глазах
отражались лучики света, освещавшие каменную плиту. От резкого движения у
меня отлила кровь от головы, и я ухватилась за плиту, чтобы удержаться на
ногах. Соларин держался совершенно невозмутимо. Он был одет в те же серые
брюки, что и днем раньше, но теперь на нем был темный кожаный пиджак, из-за
которого его кожа казалась еще более бледной, чем она мне запомнилась.
– Садись, – тихо сказал он. – Рядом со мной. У меня есть только одна
минута.
Ноги отказывались меня держать, и я молча подчинилась.
– Вчера я пытался тебя предупредить, но ты не послушалась. Теперь ты
знаешь, что я говорил правду. Тебе и Лили Рэд нельзя бывать на турнире, если
вы не хотите разделить судьбу Фиске.
– Невозможно поверить, что это было самоубийство, – прошептала я в
ответ.
– Не будь дурочкой. Ему свернули шею, и сделали это весьма
профессионально. Я последний, кто видел Фиске живым. Он был вполне здоров.