звезду.
– А у меня сейчас искры из глаз посыплются, если я немедленно не
отправлюсь в постель, – проговорила я, сражаясь с зевотой. – Спасибо за флип
и шампанское.
Я пожала Гарри руку и пошла домой. Он стоял и смотрел, как я вхожу в
темноту вестибюля. Привратник спал в кресле,
сразу за дверью. Он даже не пошевельнулся, когда я пересекла слабо
освещенное фойе и остановилась у лифта. В здании было тихо, как в могиле.
Я нажала кнопку, и двери лифта тихо закрылись. Пока он поднимался, я
достала из кармана пальто салфетку и перечитала предсказание. Никаких
связных мыслей по поводу его содержания у меня так и не возникло, и я
спрятала записку в карман. У меня хватало проблем, которые требовали самого
пристального внимания, так к чему придумывать себе новые? Двери лифта
открылись, я вышла в полутемный коридор и направилась к своей квартире,
гадая, каким образом предсказательница узнала, что мой день рождения -
четвертого апреля, в четвертый день четвертого месяца.
Фьянкетто
[Старинный дебют, при котором в ответ на ход белых е2-е4 черные ходят
пешкой g7-g6 или b7-n6, давая развитие королевскому или ферзевому слону]
Епископы – прелаты с рогами. Деяния их полны коварства, ибо каждый
епископ использует положение свое не во благо, а выгоды ради.
Папа Иннокентий III
(1198-1216).
Quaendam Moralitas
de Scaccario
Париж, лето 1791 года
– Дерьмо, дерьмо! – воскликнул Жак Луи Давид.
В ярости он бросил на пол черную самодельную кисть и вскочил на ноги.
– Я велел вам не двигаться. Не шевелиться! Теперь все складки нарушены.
Все пропало!
Он сердито испепелял глазами Валентину и Мирей, позировавших на
возвышении в студии. Девушки были почти обнажены, прикрытые только
прозрачным газом, который был тщательно уложен и подвязан под грудью в
подражание древнегреческому стилю, столь популярному тогда среди парижских
модниц.
Давид закусил сустав большого пальца. Его темные волосы торчали в
разные стороны, черные глаза горели яростным огнем. Фуляровый платок в синюю
и желтую полосу был дважды обернут вокруг шеи и завязан бантом,
припорошенным угольной пылью. Зеленый бархатный жакет с широкими расшитыми
полами сидел на нем косо.
– Теперь придется все начинать сначала! – простонал художник.
Валентина и Мирей молчали. Они вспыхнули от смущения, глядя на широко
раскрывшуюся за спиной художника дверь студии.