Смотря ей в глаза, я произнесла:
– Всё будет хорошо. Я обещаю.
Вдруг из состояния меня вырывает не Куратор, а младшая сестра, уронившая что-то на кухне.
Открываю глаза и понимаю, что испытываю скверное ощущение от увиденного. А ведь вся эта история мне была известна. И все вроде как – даже после ухода отца – живы и здоровы. Но я была в этом моменте только что и очень надеялась, что туда больше не вернусь.
Всё произошло так быстро. Но нехорошее ощущение держалось на пике. Вот оно – состояние. Я была в действии, в событии сценария, но забрала с собой только лишь ощущения, которые испытала так ярко и насыщенно. В этом моменте был тот самый якорь. Вот оно. «Я беззащитный, брошенный любимым отцом ребёнок». По рассказам близких я ещё долго спрашивала про папу, а он всё не появлялся.
Я села на край кровати и закрыла лицо руками. Мне вновь привиделись её глаза. Находясь в той квартире, я была взрослой, а она ребёнком. Само событие было не так важно, как то, что осталось в сердце для всех его участников. Спустя годы все, кто тогда был в этой квартире, будут вспоминать этот момент как самый тяжёлый момент в их жизни.
Никто не задаётся вопросом «почему». Это, когда ты взрослая и осознанная, уже не так важно. Но это более чем важно, когда ты ребёнок. Ведь тебе всегда кажется, что ты и есть причина всех семейных бед. Тут ничего нового.
Да.
Я пригрела в себе этот страх быть ненужной. И он долгие годы заставлял меня держать рядом людей, просто чтобы они были рядом. На коленях просила остаться и не рвать глубокие связи, которых, по сути, не было. Это были иллюзии. Внутри не было ничего, кроме страха остаться отвергнутой.
А теперь вернёмся в теорию матричного поля. Этого всего не было. Папа не уходил, и мать не оставалась одна. Мой брат не рос без надёжного плеча, а моя сестра и я – без любимого отца. Этого всего не существовало. И единственное, что было реальнее, чем всё остальное – это дрянное состояние беззащитности.
Но если никого нет, от кого мне защищаться? От своих воспоминаний и мыслей.
Диана росла без отца. Дальше Диане нужно надеяться только на себя и на своё духовное начало, что стало для Дианы очевидным только в тридцать лет. Ничего. Пусть лучше когда-нибудь, чем никогда.
Всё, что я могу сделать для той маленькой Дианы тогда, там, в этой злосчастной квартире, это подарить ей уверенность в том, что всё стало понятным. И сказать ей то, что я ей по итогу сказала.