Женя зачем-то подул на остывший борщ и протянул ложку деду. Шестую. Женя считал. Но дед плотно сжал губы. Женя придвинул ближе. Знал же, чем кончится, но верил, что сегодня хороший день. Дед зыркнул на Женю и замахнулся. Тарелка полетела на пол. Борщ капал с Жениных волос. Тарелка не разбилась.
– Что там у вас? – крикнула со двора мать.
– Ничего, – буркнул Женя.
В кухню вошла Валентина Петровна и щелкнула выключатель. Женя подбирал с пола капусту и складывал ее в тарелку.
– Иди, я сама.
Женя встал, глянул на деда. Тот, не моргая, смотрел на мать. Сейчас ему достанется, подумал Женя, но поспешил выйти.
– Сколько ж ты, ирод, будешь меня мучить?
Он побежал к колонке, открутил воду на полную. Та еле текла. Вечером напор совсем слабый. И вся улица старалась успеть вымыть посуду, что скопилась за день, и постирать все, что можно постирать. Женя вымыл лицо, прошелся мокрыми руками по волосам, снял остатки капусты. Он старался как можно громче плескаться, но все равно до него долетало дедово:
– Блядь… падла… убью!
В беседке он выловил утонувшую муху из тарелки, быстро, без хлеба, похлебал остывший борщ и вышел из-за стола.
– Ты сегодня едешь к Вовану? – спросила Анька, выводя жирную стрелку.
– Да, только сначала с Сашкой прокатимся. – Женя подумал, сколько времени нужно, чтобы нарисовать эти стрелки.
– Мы с Максом тоже заедем.
– А вам не пора уже на покой?
– Слышь, мелюзга, – хмыкнула она. – Поучи меня жизни. Девок своих учить будешь. Или лучше Санька.
– Ань.
– Чего?
– Помой окна деду…
– Да щас. – Она посмотрела на Женю черными глазами. – Он меня матом обкладывает, а я ему окна мыть?
– А я с Максом поговорю…
– Анька, – крикнула мать из кухни. – Анька! Неси ведро с тряпкой.
– Мам, я уже оделась, Макс скоро заедет.
– Женька!
Но Женя, только услышав голос матери, натянул чистую футболку, выбежал за калитку и тихонько покатил мотоцикл по улице, чтобы не заводить его под домом. А ведь хотел душ принять. Докатил мотоцикл до дороги, завел и поехал к Саше.
Саша жил у терриконов. Терриконы. Раскатистое «р», мелодичное «н». Это слово знают только жители шахтерских городков. Чем глубже штольни, тем выше горы.
Шахтинские горы росли с конца шестидесятых. В начале девяностых терриконы перестали новообразовываться. А вот болезни в телах шахтинцев – нет. Дело то ли в большом количестве бывших шахтеров с забитыми угольной пылью легкими, то ли в самих терриконах.