На следующий день после работы я все-таки пошел на назначенную встречу.
Абрамовский встретил меня с непринужденной легкостью, как старого приятеля. Яркая улыбка, словно приклеенная, сияла на узком бледном лице, придавая ему какое-то трагикомическое выражение.
Все в этом человеке меня смущало и настораживало. А слишком простое, но, вместе с тем, повелительное обращение вызывало чуть ли не раздражение. Все-то он обо мне знал!
Позднее, анализируя впечатления тех дней, я понял, в чем заключалась главная и самая неприятная особенность Абрамовского – его мимика жила отдельно от глаз, совершенно их не затрагивая. Я никогда прежде не встречал подобных людей.
Внешний облик моего нового знакомого, в отличие запомнившейся мне намедни неприметности, в тот день напротив, выделялся нарочитой экстравагантностью. Я убежден, что профессор тщательно продумывал детали своего костюма, однако, не берусь судить о его вкусе. Под твидовым пиджаком скрывалась неожиданно яркая рубашка, синяя клетка которой резко контрастировала с красным галстуком и того же цвета подтяжками. Несколько усмиряли слишком пестрый верх коричневые шерстяные брюки. Но особенно странно в строгой обстановке рабочего кабинета смотрелись расшитые золотом комнатные туфли в восточном стиле.
Вообще, все в нем – от старомодного пиджака с потертыми обшлагами до эксцентричных туфель – было нелепо, но при этом смотрелось на удивление гармонично применительно к выражению его лица, напряженно-настороженному и, в тоже время, насмешливому. Бывает сложная, очень грамотная простота, но здесь я столкнулся с обратной схемой – этот человек являлся живым воплощением старательно упрощенной сложности.
Он действовал четко и выверено, словно по некой схеме: мягко, обходительно, но напористо. Помню, как подумал, что так, должно быть, работают дрессировщики. Я и оглянуться не успел, как покорно согласился принять участие во всех его экспериментах, абсолютно не понимая при этом, что именно от меня потребуется.
Когда все формальности были улажены Абрамовский надел белый накрахмаленный халат и, ободряюще улыбнувшись мне, сказал: «Ну-с, а теперь приступим».
***
Утром я проснулся раньше обыкновенного. За окном было сумрачно и туманно. Вспомнилось, что в течение дня обещали затяжные дожди. Стало грустно. Небо еще с вечера заволокло тяжелыми серыми тучами, и теперь они, едва подсвечиваемые восходящим солнцем, придавали ему причудливый рельеф и окраску, еще более подчеркивая общий минорный настрой.