– Мне видится это иначе, Андрей. Владимирович, – резко выдохнула Анна и звонко поставила чашку.
– Я бы не смог.
– Не сравнивай его с собой. Ты совсем другое чудовище.
– А как похожи… – фыркнул Андрей Владимирович, с пыхтением зарываясь куда-то носом.
– Ты мое чудовище.
Ткань халата надрывно затрещала. От неловкости, что всякому свидетелю положена, я аж реветь перестала и поглубже зарылась в подушку.
– Мы не знаем, что там произошло, – глухо пробормотал ректор, давая «клыкастому товарищу» последний шанс. – И я не уверен, что должен вмешиваться в то, чего не до конца понимаю… А может, напротив, понимаю слишком хорошо.
– Он перешел черту. Сцена в Эстер-Хазе, похищение, «Иммора»… Ублиум!
– За это судить только ей, – мрачно отозвался князь.
– Она совсем дитя. Перепуганная, потерянная девочка, шокированная смертью отца.
– Паршивый отец был…
– Своего ты не убивал.
– А как хотелось! – фыркнул Карповский.
– Если бы ты меня… вот так…
– Знала бы ты, пигалица, как часто я мечтаю тебя обезволить, замотать в ковер и утащить в пыльное логово. Подальше от этого бардака. И тебе лучше не знать, что я намерен там с тобой делать, – тихо рассмеялся ректор и стиснул в руках что-то сопротивляющееся. – Или можешь ты. Я добровольно «Имморы» наглотаюсь. Сам сварю целую чашу. Только уведи меня подальше. Но воспоминания оставь!
– Андрей, сейчас не время и…
– Я устал от этого дурдома. Хочу свою жену и тот домик в Бретан-Глоу, – проворчал ректор.
– Нужно найти Эрика, – хрипло, но настойчиво шептала она. – Ай! А говорил, не кусаешься… Вот и верь после этого страшным темным магам.
– Ани, он не хочет быть найденным.
– Захочет, – не согласилась княгиня. – Конечно, Шо его легко не отпустит, и будет суд… Но при всех смягчающих обстоятельствах… Срок будет не так и высок. Вероника вернулась целой, а граф не брезговал гипнозом и пытками.
Очередная клетка его убьет. Это было ясно даже мне, пустоголовой куколке, что связала свое сердце с монстром.
Я подтянула плед повыше, до самого подбородка. И замерла, прислушиваясь.
– Пигалица… Мне легче его понять. Его страх, его боль, – совсем тихо сказал Карповский. – Уверенность, что он никогда не будет прощен за все, что натворил. С таким мраком в душе сложно жить вечно. И невозможно смотреть в глаза тех, кто ненавидит.
– Думаешь, он ищет смерти? – прошептала она, плотнее прикрывая дверь.