– Иди, – приказал мужчина, но Лира замерла.
Сквозь дымку портала на неё смотрело оно – существо с телом из теней и лицом, сотканным из её собственных страхов. Его пальцы, длинные как клавиши, протянулись к ней.
– Дирижер… – прошептало оно, и в этот раз Лира услышала. Голос был как скрежет железа по стеклу.
Она отпрянула, ударившись спиной о стену. Портал погас, оставив в воздухе запах серы. Проводник схватил её за плечо, но Лира вырвалась.
– Что это было?! – её руки дрожали.
– Сторож, – ответил он, и в его голосе впервые прокралась усталость. – Он охраняет путь от недостойных. Но ты… ты увидела его лицо и осталась жива. Значит, пророчество верно.
Он протянул ей свиток. Бумага была холодной, а буквы выжжены, будто молнией:
«Приди к рассвету в Долину Эха. Принеси свою тишину в дар, и путь откроется»
Лира сжала свиток. В голове пульсировало, а на запястье нотой горел шрам.
– Почему я? – спросила она, зная, что ответа не получит.
Мужчина повернулся к стене, где кристаллы сложились в лицо женщины с арфой. Лира узнала её – ту самую из видений в амфитеатре.
– Потому что ты – последняя из Хрустальноголосых. Потому что твоя мать украла у Этериона больше, чем артефакт. Потому что… – он замер, будто слова застряли в горле. – Твой отец хотел уничтожить этот мир. А ты – единственная, кто может его остановить.
Лира попятилась. Отец. Слово, пустое, как колодец без дна. Мачеха говорила, что он умер. Мать никогда не упоминала его.
– Врешь, – прошептала она, но мужчина вскинул руку.
Кристаллы на стене ожили, показав сцену: человек в плаще с капюшоном, разрывающий руками нотный свиток. Его лицо скрыто, но на шее – медальон, как у Лиры.
– Лориен Беззвучный. Твой отец. Он хотел воскресить погибших, разорвав границы миров. Алисара остановила его, но ценой стала её жизнь. И твоя мать… твоя мать украла артефакт, чтобы защитить тебя.
Лира схватилась за медальон. Он жёг кожу, но она не отпускала.
– Зачем мне верить тебе?
Мужчина снял плащ. Под ним оказалась кожа, покрытая шрамами-нотами. Он провёл пальцем по одной из них, и зазвучала мелодия – грустная, как похоронный марш.
– Потому что я – Кассиус. Тот, кто обучил твою мать слышать тишину. И тот, кто убил твоего отца.
Он повернулся, растворяясь в тени, но его последние слова зависли в воздухе, как диссонанс: