Громко хлопает дверца машины, Деде вздрагивает. Переведя дух, она обнаруживает, что случайно срезала свою трофейную орхидею-бабочку. Она поднимает упавший цветок и, нахмурившись, подрезает стебель. Возможно, это единственный способ оплакивать большие потери – пить печаль небольшими глотками, понемногу, по чуть-чуть.
Но ей-богу, этой дамочке стоило бы потише хлопать дверцей. Могла бы и пощадить нервы пожилой женщины. И это ведь не только ко мне относится, думает Деде. Любой доминиканец ее поколения подпрыгнул бы от такого оружейного хлопка.
* * *
Деде быстро показывает гостье дом: это спальня Патрии и ее, Деде, но в основном ее, поскольку Патрия рано выскочила замуж; здесь комнаты Минервы и Марии Тересы; тут спальня мамы. Еще одну спальню, о которой она не упоминает, занимал отец, с тех пор как они с мамой перестали спать вместе. На стене висят три милые старые фотографии девочек, которые теперь каждый ноябрь красуются на огромных постерах, превращая карточки из семейного фотоальбома в изображения каких-то знаменитостей, совсем не похожих на ее сестер.
На столике под фотографиями Деде поставила в вазу шелковую орхидею. Ее все еще мучает совесть из-за того, что она не продолжает мамину традицию каждый день приносить в дом свежие цветы для девочек. По правде говоря, ей совсем не до этого: все время отнимают работа, музей, домашние дела. Невозможно быть современной женщиной и поддерживать сентиментальные привычки прошлого. Да и для кого теперь приносить в дом свежие орхидеи? Деде поднимает взгляд на молодые лица и понимает, что если и скучает, то больше всего – по себе в этом возрасте.
Интервьюерша останавливается перед портретами, и Деде ждет, когда она спросит, кто есть кто или сколько им здесь лет: она столько раз отвечала на эти вопросы, что ответы так и норовят сорваться с языка. Но вместо этого худая как щепка дамочка спрашивает:
– А где же вы?
Деде смущенно улыбается: гостья будто прочитала ее тайные мысли.
– Здесь у меня только девочки, – говорит она. За спиной у женщины она видит, что оставила дверь в свою теперешнюю комнату приоткрытой и в проеме видна ее ночная рубашка, небрежно брошенная на кровать. Деде корит себя, что не прошлась по всему дому и не позакрывала все двери.
– Нет, в смысле, какая вы по старшинству: младше всех, старше или где-то посередине?