Так, то есть дамочка не прочитала ни одной из кучи бесконечных статей и биографий. Деде вздыхает с облегчением. Это значит, что они могут провести время за разговорами о самых простых вещах, создающих иллюзию, что у нее была обыкновенная семья, спокойное течение жизни которой нарушали разве что дни рождения, свадьбы да появление младенцев на свет.
Деде называет сестер по старшинству.
– Такие близкие по возрасту, – роняет женщина очередную неуклюжую фразу.
Деде кивает.
– Первые три из нас родились буквально друг за другом, но, знаете, при этом мы были очень разными.
– Правда? – удивляется женщина.
– Да, совсем разными. Минерва вечно норовила со всеми разобраться, кто прав, кто виноват. – Деде ловит себя на том, что разговаривает с портретом Минервы, будто назначая ей какую-то роль, ограничивая ее личность горсткой определений: красивая, умная, великодушная Минерва. – А Мария Тереса, ay Dios[7], – вздыхает Деде и продолжает дрогнувшим голосом: – Она была совсем еще девочкой, когда умерла, pobrecita[8], ей едва двадцать пять стукнуло. – Переходя к последней фотографии, Деде поправляет рамку. – А для милой Патрии самым главным в жизни всегда была религия.
– Всегда? – переспрашивает гостья с еле заметной тенью недоверия в голосе.
– Всегда, – твердо повторяет Деде, привыкшая к устоявшемуся, однообразному языку интервьюеров и прочих исследователей истории ее сестер. – Ну или почти всегда.
* * *
Она ведет женщину из дома в галерею, где стоят кресла-качалки. Под гнутой ножкой одного из них безмятежно спит котенок, Деде прогоняет его.
– Так что же вы хотели узнать? – спрашивает она без лишних церемоний, но, заметив, что прямолинейность вопроса застает женщину врасплох, тут же добавляет: – Просто там столько всего можно рассказать.
Женщина, улыбаясь, отвечает:
– Расскажите мне всё!
Деде поглядывает на часы, вежливо напоминая гостье, что время ее визита ограничено.
– Есть масса книг и статей. Я могу попросить Тоно из музея показать вам письма и дневники.
– Это было бы здорово, – говорит женщина, не отрывая глаз от орхидеи, которую Деде все еще держит в руке. Очевидно, посетительнице нужно нечто большее. Она застенчиво поднимает глаза.
– Послушайте, с вами так легко разговаривать. Вы такая открытая и неунывающая! Как вам удается не позволять такой ужасной трагедии завладеть собой? Не уверена, что правильно выражаюсь…