Виктор Леонидович Леонтьев, собравшись однажды перед праздниками в школу, поутру увидел, как во дворе, на узкой полоске тротуара, оставленной пешеходам бесконечной стройкой, собралась группа людей, которая привлекла его внимание. Люди работали. Кто с киркой, кто с совковой лопатой. Они издавали громкие гортанные звуки и ходили хороводом вокруг большого рыжего ледяного надолба, по какой-то причине выросшего на ровном льде за ночь. Люди были возбуждены. Они заходили то слева, то справа, они поднимали свои орудия в воздух и со стуком вонзали их в цель, что копья в павшего зверя. А тот не давался. Виктор Леонидович поглядел, поглядел на такую сцену и пришло ему на ум уехать на выходные куда-нибудь из Москвы. Многие устали в ту зиму.
Так он оказался во Владимире. Тут дворников нет вообще, и снег хрустит под ногами во дворах, в проулках и даже на Большой Московской, что идет в горку от вокзала и упирается в «Золотые ворота».
А ворота те в пасмурный день белы как тот снег. А если выглянет солнце, то они и впрямь обретают теплый золотой румянец.
Виктор Леонидович успел побродить по главной улице, посмотреть и на Ворота, и на древний Дмитриевский собор, напоминающий о былом величии княжества Владимирского; он и на смотровой побывал, обозрел белые-белые поля. Походил он, походил по скользи да по снегу и вдруг утомился. Недооценил он владимирские улицы и русские снега. А ведь крепкий еще в ногах мужчина… Он доплелся до отеля, что на Второй Никольской, возле женского монастыря (хотя в этом городе где ни встань, окажешься возле какого-нибудь монастыря или храма), переоделся и решил, что рюмка шнапса не помешает. Шнапс – великий уравнитель русского учителя. С этой мыслью он отправился в ресторан. Затылок и шею придавило неясное воспоминание о школе. Человеку, не поработавшему в школе хотя бы год, трудно себе представить затылок учителя в будний день, пусть и объявленный выходным. В затылке этом шевелятся сонные рептилии. Это записи в сотнях дневников. Там же летучими мышами шуршат воздухом тревожащие запахи духов, которые старшеклассницы, эти рано созревшие фурии, тащат из маминых сумочек. Там летают стрелы, вонзаются в крышку мозгового котла. Это странные, острые недобрые словечки, что сказаны в спину прыщавыми юношами. И, и, и – и все это связано воедино и размешано, как в киселе, потому что ничему из этого в отдельности нельзя придавать значения в будний день, объявленный выходным.