Четыре.
Пять.
– Замолчи, – бросает Махмуд. Он не поворачивает головы, только губы едва шевелятся. – Радуйся, что не ты там.
Радуйся.
Шестой.
Балтаджи идут в ногу. Ритм – сердце зверя. Или глашатай на площади: один удар – одна смерть.
Седьмой.
Евнух падает на колени. Вопит. Кто-то бьёт его в лицо. Молчи. Молчи, ты ведь знаешь, за что.
Восьмой гроб покрыт зелёной парчой, вышитой золотом. Такой тканью отца… повелителя – мать сказала, теперь следует называть отца так – укрывают, когда он молится. Я чувствую, как у меня немеют пальцы. Кто там? Кем он был? Он тоже молился, как отец?
– Он тоже был любимцем Аллаха, – тихо говорит мать. Я не знаю, к кому она обращается. К себе? К Аллаху? Ко мне? – Но и его судьба решена.
Судьба.
Девять.
Внутри меня кто-то кричит, но губы склеены, как у мертвеца. Я хочу спросить – а когда придёт моя судьба? Кто откроет для меня эти ворота? Кто вынесет мой гроб?
Десять.
Один из них был поэтом. Он читал мне стихи. Он говорил: «Только не бойся, маленький шехзаде. Всё будет иначе». Он лгал…
Одиннадцать…
Я считаю. Я больше не слышу слов. Я больше не чувствую руки матери. Я – только глаза и уши. И числа.
Эти большие. Я думаю, что знаю и этот гроб. Вернее, того, кто в нём лежит. Наверняка он когда-то давал мне сладости. Играл со мной, когда отец ещё не был султаном. Шехзаде Абдулла.
Я хочу спросить у мамы: «Почему?»
Но молчу.
В воротах гарема – тьма. Туда уносят мужчин, как тени. Не будет похорон. Не будет имён. Только шёпот за стенами.
Двенадцать. Тринадцать.
Где же мой гроб? Я закрываю глаза и вижу его. Он стоит у стены. Ждёт. Нет. Он не для меня. Пока не для меня. Но он ждёт.
Четырнадцать. Пятнадцать.
Мать молчит. У неё лицо каменное. Но её ногти до сих пор в моей плоти. Где-то далеко плачет ещё одна женщина.
Шестнадцать.
Семнадцать.
Восемнадцать.
Молись, Ахмед.
Я не могу.
Девятнадцать.
Пауза. Тишина. Пауза.
Отец… Повелитель выходит. Тюрбан высокий. Лицо как пепел. Он не смотрит на нас. Он смотрит туда, где исчезли гробы. Его братья. Его кровь.
– …Аллах устроит…, – он говорит моему брату Селиму, поспешающему за ним, без интонации. Без смысла. Ни начала, ни конца…
Я гляжу им в затылок. Я гляжу в ночь.
И шепчу. Только один вопрос. Без слёз. Без звука.
– А когда моя очередь?
Они выходят молча. Гроб за гробом.
Я не вижу лиц тех, кто их несёт. Я не вижу лица повелителя и своего старшего брата Селима. Только тяжёлые тени, скользящие по мраморному полу.