Полночи я лежу, не моргая, и слушаю, как плачет стена в моих покоях. Она старая. Всё в ней дрожит. Камни скрипят. Один с другим, будто шепчутся.
Иногда я думаю, что внутри кто-то есть. Живой. Но не человек. А что…? Кто-то такой, кто знает всё про этот дворец. Знает…, кто кого убил. Кто кого обманул. Кто плакал в этих покоях до меня.
Но молчит.
Специально. Чтобы я сам догадался. Или испугался.
Прошло всего два года, как повелитель привез нас из Манисы в столицу. А тут всё ещё пахнет смертью. Она не оставляет… Идёт следом за мной. Не громко. Не спеша. Как будто выбирает, кого забрать следующим. У неё нет запаха. Но когда она рядом, даже гранаты на блюде становятся горькими.
Вчера мы ели ифтар в покоях валиде Сафие-султан.
Повелитель тоже был, но ненадолго. Всё смотрел по сторонам, будто искал кого-то.
Я уверен – Селима.
Только Селима больше нет. Моего старшего брата Селима больше не будет. Ни сегодня. Ни завтра… никогда больше. Он ушёл. А вместе с ним… тень на лице повелителя. Она стала глубже.
Мама сидела прямо. Не плакала. Даже когда отец ушёл. Не посмела плакать в присутствии валиде.
Я видел: губы у неё дрожали. Но она держалась.
Как будто хотела показать, что она сильнее других. Сильнее, чем Халиме-султан – мать Махмуда. Достойнее её…
Будто валиде Сафие-султан решать, кто из нас станет султаном. А кто – нет.
Кто из нас будет жить. А кто станет только строкой в молитве.
Хасан-ага всю ночь спал под дверью. Ближе к жаровне. Хотя, когда холодно, он всегда так.
А новый лала, Мустафа-ага, не пришёл даже на феджр. Я ждал. Но он так и не появился.
На сухур Хасан-ага принёс полную софру:
йогурт с мёдом, хлеб – ещё тёплый, оливки, суп, даже булгур…
Я ел быстро. Голод был не в животе, а в груди. Как будто там дыра.
Потом мы пошли на молитву. Гаремная мечеть полна, как всегда. Лица одни и те же. Все разглядывают меня и мою мать Хандан-султан. Женщины шепчутся, пока Ходжа Мехмед Эфенди не поднимает на них взгляд.
У него глаза, как острые когти – с ними нельзя спорить.
Ходжа, произносит особую молитву за душу покойного брата Селима.
Я повторяю каждое слово, чувствуя ответственность перед Аллахом. И каждое слово, как нож. Оно режет изнутри, и я не могу понять, я злюсь или мне просто страшно.
Дальше пошли в классы талимхане. Там всё как обычно. Но всё же немного по-другому.