Но крохотное сердечко молчало.
Девочка была мертва.
Ṫ
Хоть путь и был совсем не далеким, можно сказать – смехотворным, всего-то тысяча шагов, но ослабелой роженице он показался бесконечным. С одной стороны ей хотелось, чтобы эта дорога поскорей завершилась, ибо внутри у нее всё болело, и каждый шаг давался с трудом. С другой стороны она понимала, что каждый новый шаг приближает окончательную разлуку с ее крошкой, и это причиняло муку куда большую, нежели мучения плоти.
А потому с каждым стреляющим болью шагом женщина прижимала к себе мёртвую девочку все сильней и сильней. В конце концов она стала прижимать ее к своей груди с такой силой, что казалось, вот-вот захрустят тонюсенькие ломающиеся косточки.
Ṫ
Пришли.
Старик протянул к женщине руки – плотную и железную – взял сверток от ее изнемогающей от боли груди и упокоил на дне ямы.
Не отводя взора, Геката смотрела на продолговатый темный свёрток, покоившийся на дне неглубокой ямки. Такой малюсенький, такой легкий. Возможно ли, чтобы внутри этих тряпок лежало тело ее дочурки, ее мертворожденной крошки?
Старик тоже же не проронил ни слова.
Так они и стояли – опустив взоры вниз. Стояли в абсолютном безмолвии. Слышался только шум осеннего ветра, качавшего раскрашенные кровью и золотом ветви дерев.
Наконец Старик взял землю в ладонь и бросил первую горсть. Видимо, это уже оказалось слишком, ибо в тот же миг несчастная мать бросилась в могилу, словно сама хотела стать матерью-землей, что укроет холодную плоть ее дитяти.
Он не стал ее удерживать.
– Ну всё, хватит! – сказал Криптус спустя довольно продолжительное время. – Пускай идёт.
Он сказал это мягко, со всей благожелательностью, на какую был способен, и, ухватив женщину под руки, вытянул и оттащил подальше от могилки.
Затем подошел к ямке, взял в руки лопату, вонзил ее в землю, подцепил холодный грунт и бросил вниз.
Ṫ
Геката вошла в черную комнату, едва держась на ногах, и тут же подошла к алтарю и отворила створки, и взяла отлитого из серебра идола. И опустилась на колена, и когтями расцарапала ладони и прижала окровавленные длани к идолу – дабы горячая липкая кровь, словно переброшенный через бездну мост, соединила их – её и Ту, Кого она собиралась молить.
– Мать, – прошептала она едва слышно, ибо была бессильна. – Всеблагая… Всемилостивая… Ужасная…