Я не знаю, как это объяснить, но в тот самый миг, когда Старик произнес последние слова, слова о том, что солнце для Раймахии было тем же, чем для меня является МАТЬ, моя защита от боли рухнула. Как будто эти слова пробили в ней огромную брешь. В тот же миг мой невидимый доспех, что я выковывала всю свою сознательную жизнь, расплавился, истёк
[истёк
и стёк
исток]
к моим изуродованным стопам.
И когда боль опять вошла в мою плоть, мне показалось, что она была еще сильней, еще невыносимей.
И эта боль, словно мать, породила дитя…
Боль всегда порождает дитя.
Дитя боли – звук.
Пронзительный.
Громкий.
И звук этот, как и родившая его «мать», совершенен в своей черноте.
Черный крик
в черной комнате
в черном воздухе ночи.
Крик рассекает тишь и тьму Дома
на две половины:
на «до» и «после».
А затем, словно
древний корявый ворон,
взмывает ввысь
и, отразившись коротким эхом от стен, растворяется
в черноте.
Много тысячелетий назад, в Эпоху Огня, когда все воевали со всеми и против всех, и дней gore было едва ли не больше, нежели дней спокойного неба, жил в Исихии человек по имени Тиран.
Тиран родился в крохотном пустынном племени, поклонявшемся никому не известному родовому божку по имени Амэн. Покинув отчий дом в пятнадцать лет, Тиран, будучи юношей весьма крепким, устроился в войско царя Нэксора, и за двадцать лет службы прошел путь от рядового воина до крупного военачальника.
Слава о военных победах Тирана позволила ему прийти ко власти совершенно законно. Совет Спящих поддерживал его, а народ Исихии, уставший от бездарного правления Нэксора, выкрикивал его имя.
Если вы сделаете меня вашим царем, сказал Тиран людям, я сделаю Исихию империей! И люди поверили ему и сделали, как просил.
Заняв царский трон, Тиран долго думал о том, как сдержать данную клятву – как превратить Исихию в империю, как объединить сотни разрозненных, часто воюющих между собой племен в одно могучее племя. И в конце концов понял, что должно сделать.
Для начала он поручил военачальникам собрать особое войско – оно должно было целиком состоять из самых отчаянных головорезов: лишь тот, кто был способен, не моргнув глазом, убить женщину, старика или ребенка, мог войти в него.
В те времена жила в Исихии женщина по имени Хэль. Хэль была venefica – зельщица: колдунские зелья и снадобья были ее коньком.