Я вопросительно посмотрел на домового. Он наклонился и заглянул в щель под дверью.
– Сидит, Белку гладит, в окно смотрит, – доложил домовой.
– Осмысливает, – сделал вывод Васятка. – Есть будешь? – спросил он у меня.
Я кивнул.
– Хорошо, про кошку ей не сказали, не выдержала бы, – вздохнул Евграфыч. – Умная всё же ведьма была.
– Почему «была»? – не понял я. – Есть.
– Что от неё уже осталось? Память. Померла, и силу некому было передать. Кошка рядом катилась, вот Белкой и стала, – шептал домовой, подглядывая в щель под дверью. – Идёт! – подскочил он.
Дверь открылась, вышла мама, уже успокоившаяся.
– Вкусно? – поинтересовалась она у меня, кивая на тарелку с остатками каши.
– Как всегда, очень, – расплылся я в улыбке.
– В чём моя помощь нужна? – Мама смотрела мне в глаза. По-видимому, она ещё надеялась, что это всё шутка.
Я ей рассказал о покойной Миле. Что сделать это нужно до новолуния. Три дня осталось. Немного подумав, мама заговорила:
– Я тебе во всём буду помогать, но ты меня никогда больше не будешь обманывать.
Я хотел возразить, что и не обманывал никогда, но мама подняла руку, заставляя замолчать.
– И ещё: ты мне сейчас всё расскажешь. И в первую очередь – кто ты и где мой сын.
О, как. Мама решила, что её сына подменили. Ладно, начну рассказ с самого начала. С отца и ночей любви.
Слушала мама меня очень внимательно, почему-то закрыв рот обеими руками. Когда я начал рассказ про отца – кто он и что это заклятие сработало, – мама закрыла рот руками. Так и сидела, смотрела на меня. Закончил я рассказом о Миле: какая помощь мне нужна, что надо сказать Милиной маме, как вести себя на кладбище.
– Это всё? – Мама опустила руки, уставилась на меня. – Я тебе нужна только для этого?
– Мам, ты чего? Я тебя люблю! – Мои губы начали непроизвольно трястись, из глаз покатились слёзы. – Мам, я всё тот же Минька, твой маленький Минька. Мам, я же не виноваааат… – Сдерживать рыдания я не стал.
Мама не подскочила и не обняла меня, как всегда. А сидела и внимательно смотрела на меня. Васятка с Евграфычем не показывались. Я уже начал всхлипывать, когда мама, словно очнувшись, поднялась, обняла меня, начала целовать, приговаривая:
– Прости, прости меня, сын. Мне всё равно, кто ты. Ты мой. Мой маленький Минечка. Я тебя очень люблю.
– И я, – всхлипывая и прижимаясь к маме, шептал я. – Это не я придумал, это заклятие.