Наконец они выехали на плато, откуда уже было рукой подать до главных ворот. Гаспар старался гнать лошадь так быстро, как мог, только бы угодить желанию Элизабет и её поскорее доставить обратно в клан. Промчавшись через главные ворота, Элизабет громко приказала Гаспару остановить лошадь. Её приказ был моментально исполнен. Гаспар с силой натянул поводья. Аннабель была рада сбавить ход, но недовольна от снова врезавшейся в её губы уздечки. Широко раздувая ноздри, она громко и тяжело дышала, точно как её хозяйка. Только та это делала от злости и негодования, а Аннабель – от усталости и бессердечия всадника.
Элизабет спешно спрыгнула с лошади, не дожидаясь помощи Гаспара, уже приготовившегося дать ей руку. Она быстрым шагом направилась в замок, не сказав ему ни слова. Глубоко погружённая в свои мысли, она шла в покои отца, чтобы утихомирить свои душевные волнения. А потом Элизабет собиралась высказать Лео всё, что о нём думает.
Спешно, почти бегом, никого и ничего не замечая вокруг, она преодолела весь путь до комнаты отца за считаные минуты.
«Где же Лерой? Он всегда стоял здесь и оберегал папин покой. А сейчас его нет». – Элизабет даже растерялась, почувствовав, как по спине пробежался холодок.
Потоптавшись и немного придя в чувство, она решила сама открыть дверь и войти в комнату. С силой дёрнув за ручку, как это ранее делал Лерой, Элизабет обнаружила, что дверь больше не заедала. Слегка улыбнувшись, она мысленно поблагодарила его за смазанные петли и вошла внутрь.
В комнате было пусто. Лишь ветер залетал порывами в открытое окно, теребя длинными пальцами листки бумаги, лежавшие на столе. Элизабет, сосредоточив всё внимание на этих шуршащих листах и, словно почувствовав дурное, затаила дыхание. Неспешно, почти крадясь, она подошла к столу и увидела, что листы были прижаты законченной работой её отца – гребнем, увенчанным посередине массивным рубином и по краям двумя белыми как снег жемчужинами. Печально любуясь украшением и в глубине души понимая, что всё это может означать, но, боясь себе в этом признаться, она обошла стол и села на стул. Ещё какое-то время Элизабет смотрела и на гребень, и на бумагу, прижатию им, порхавшую на ветру, точно птицы, которым не суждено выбраться из своих клеток. Тяжело вздохнув, она прижала бумагу одной рукой и взяла гребень во вторую. Она смотрела на огромный камень, напоминавшей ей каплю крови. Слёзы в это время постепенно скапливались в её глазах. Отложив гребень в сторону, она принялась читать: